газетами. Сбоку, возле стопки старых газет, лежала складная подзорная труба.
— Извините, — сказала Алена. — Можно посмотреть?
— Что? Трубу? А, пожалуйста, пожалуйста… — благодушно кивнул старик. — Ее мне подарили еще в советские времена, лет тридцать назад. Я тогда переводил одного французского коммуниста — несколько рассказов для журнала «Огонек», на морскую тему… Он, знаете ли, очень под Хемингуэя косил, как теперь молодежь выражается. Потом приехал, подарил мне эту трубу — настоящую, морскую. В благодарность. Умер в середине восьмидесятых.
— Как интересно… — пробормотала Алена, вертя в руках трубу. Она была тяжелая, в кожаном чехле. Когда она спросила разрешения взглянуть на нее, то в первый момент и сама не поняла, зачем ей это. А теперь заволновалась. Потому что труба была много лучше ее несерьезного биноклика. — Спасибо.
Алена поспешно попыталась положить трубу назад, в ящик, боясь собственных мыслей. «Может быть, я потихоньку начинаю сходить с ума от одиночества?..»
— Зачем? — перехватил ее руки Кашин. — Если вам надо, Елена Петровна, то вы берите… Это, между прочим, настоящая цейссовская оптика! Сейчас такую не найдешь. Берите, берите.
— Господи, но она мне совершенно ни к чему! — растерялась Алена. — А потом, для вас это память…
— Какая ерунда! — фыркнул сердито Кашин, еще более становясь похожим на сказочного тролля. — Я же вам объясняю — переводил несерьезные подделки под Хемингуэя, ничего интересного с художественной точки зрения!
— Хорошо, — нерешительно сказала Алена. — Я возьму. На время. Вы же знаете, из окон такой чудесный вид…
— Вот именно! — закричал Кашин. — Вам она обязательно пригодится, поскольку вы, как человек творческий, наверняка черпаете свое вдохновение в природе. Я, знаете, уже стар, голова плохо работает… — с досадой произнес он. — Не могу так хорошо переводить, как раньше. А мне предлагали — сейчас много интересной литературы появилось, много возможностей… И гонорары уже другие, разумеется! Эх, был бы я лет на двадцать помоложе…
Алена ушла от него, едва удерживая горшок с кактусом и тяжелую трубу.
Кактус она поставила на кухонное окно, за занавеску, — и тут же о нем забыла. Зато трубу тут же принялась чистить — она была какой-то закоптелой, скользкой на ощупь, с замазанными стеклами — может быть, потому, что слишком долго лежала у Кашина в кухонном ящике…
Потом, стоя у окна в комнате, поднесла трубу к глазам, подкрутила колесико. Четкость была необыкновенная.
До пяти часов вечера она ждала появления своего незнакомца (а вдруг?). Потом стемнело, и не имело уже никакого смысла ждать Его — по крайней мере, до следующих выходных.
Алена села за рояль и принялась наигрывать вторую балладу Шопена, которую очень любила, — это была тихая, проникновенная, завораживающая мелодия. Звуки лились мягко, точно воск. Ну да, именно такими были ощущения — она словно лепит что-то руками из податливого воска, как скульптор. Какую-то сказку…
* * *
Наверное, все было бы сейчас по-другому, если бы тогда не попал ей в руки бинокль.
А так она целую неделю ждала следующих выходных, сгорая от нетерпения.
«Может быть, Халатов прав и я действительно потеряла радость жизни? Занимаюсь какой-то ерундой…»
В субботу начало темнеть рано, чуть ли не в начале третьего, — это были самые короткие дни в году.
Алена то и дело выглядывала в окно.
Включенный телевизор вещал:
— …у нас возник класс людей, для которых покупка собственного самолета, квартиры с видом на Кремль и загородного дворца площадью в пять тысяч квадратных метров уже не представляет никакой проблемы. Дача на Рублевке, имение на юге Франции, домик в Швейцарии — сейчас вы можете купить все, что угодно, если у вас есть деньги. Словом, такого уровня обслуживания миллиардеров, какой сегодня предлагают в России, нет ни в одной стране мира. А теперь давайте разберемся, откуда в нашей стране взялось столько богатых людей…
Алена посмотрела на экран — известный тележурналист Никита Ратманов вел очередное разоблачение. Он был молод и чрезвычайно самоуверен — и потому за него невольно становилось страшно. Алена послушала Ратманова, а потом выключила телевизор — откуда взялись у миллиардеров их миллиарды, ее не интересовало.
Неожиданно приехал Костя, взял деньги и тут же снова уехал. В первый раз Алена не стала его задерживать — и он даже как будто удивился, когда она спокойно попрощалась с ним.
Потом позвонила Серафима:
— Ты идешь сегодня в свой кабак?
— Сима, это приличное заведение…
— Ну, все равно, идешь?
— Нет, сегодня там свадьба… Я завтра работаю.
— Тогда я к тебе сейчас заеду.
— Зачем? — растерянно спросила Алена.
— Просто так… Или ты не хочешь меня видеть?
— Нет, что ты! Конечно, хочу… — спохватилась она.
— Тогда жди!
Алена снова поднесла трубу к глазам и тут неожиданно увидела Его.
Он уже сидел на своей скамейке, вполоборота к Алене. Цейссовская оптика не подвела — теперь Алена смогла разглядеть каждый его волосок на голове, полоску кашне, чуть выглядывающую из-под воротника пальто, ухо, ботинки — словно все это было у нее под носом, в каком-то полуметре.
Сердце у Алены забилось часто-часто — ей стало жутко. Человек сидел на скамейке в парке и даже не подозревал, с какой дотошностью разглядывают его из соседнего дома!
В какой-то момент Он повернулся, и Алена сумела разглядеть Его профиль.
Мужчина был красив.
То есть Он полностью соответствовал ее представлениям о настоящей мужской красоте — идеальный затылок, ровная линия лба, прямой нос, чуть тяжеловатый подбородок… Четкая линия плеч, немного расслабленная спина (ну правильно, человек же не на параде!). Ничего слащавого, приторного, вызывающего — ни в седине, ни в цвете пальто, ни в сложенных на коленях руках. Нет, это была не красота даже, а простота — в самом хорошем смысле, не выверенная, а такая, как есть. Как истина.
То, что раньше было лишь смутным контуром, наполовину созданным воображением, теперь превратилось в реальность — вот что сделала кашинская труба.
— О господи… — расстроенно прошептала Алена. Только сейчас она поняла, что этот человек ей нравится, но это открытие не доставило никакой радости.
Потому что она не знала, что делать с этим чувством. Не знала, и все…
Раньше, много лет назад, юной провинциалкой приехав в Москву и познакомившись с Борисом, думала, что знает. Она тогда только что поступила в консерваторию, была отчаянной и самоуверенной. Борису очень польстили ее неординарность (штучный товар — студентка консерватории, а не какого-то там экономического или технического вуза!) и ее желание покорить мир. Борис клюнул именно на то, что она не была похожа на других девушек. Ну как же — будущая звезда, которой предстояло
