царь Кулл. Ни один человекозмей не может надеть это. — Он показал драконий браслет. — И никто из них не может произнести этих слов: Ка нама та лайерама!
— Ка нама каа лайерама, — повторил Кулл машинально. — Где, во имя Валки, мог я -слышать это? Нигде, пожалуй. И все же... И все же...
— Да, ты помнишь, Кулл, — отозвался Брул. — Из глубины памяти всплывают эти слова, хоть ты и не слышал их ни разу в жизни. В давно минувшие века они так страшно запечатлелись в душах людей, что никогда не забудутся, Они будут всегда отзываться в твоей памяти, даже если тебе суждено перевоплощаться еще не одну тысячу лет. Ибо эти слова дошли до нас из мрачных и кровавых эпох, когда бессчетные столетия назад они были паролем для тех людей, что сражались с жуткими тварями древнего мира. Ибо никто, кроме настоящего человека, не может произнести их Потому что челюсти, язык и гортань у человека устроены иначе, чем у любой другой твари. Забыто значение этих слов, но не сами слова.
— Правда, — сказал Кулл. — Я вспоминаю легенды... Валка!
Его голос прервался, задрожав, ибо внезапно, словно какая-то таинственная дверь распахнулась настежь, туманные безмерные пространства открылись его сознанию, и на мгновение ему показалось, что он видит давно минувшее, видит сквозь туманную и призрачную дымку времени образы оживающего минувшего. Люди сражались с чудовищными тварями, очищая мир от древних ужасов. В сером колеблющемся тумане копошились странные, кошмарные существа, порождения безумия и страха. И человек, эта игрушка богов, слепой, невежественный, встающий Из праха и в прах обращающийся, шел долгой кровавой тропой своей судьбы, сам не зная почему, звероподобный, словно большой жестокий ребенок, и все же чувствующий по временам в себе искру божественного огня... Кулл, вздрогнув, вытер рукой выступивший на лбу пот. Такие внезапные Приступы, напоминайшие падения в бездны памяти, уже случавшиеся с ним, всегда тревожили его.
— Они исчезли, сказал Брул, словно читая его мысли. — Исчезли птицы-женщины — гарпии, люди-нетопыри — летучие вампиры, люди-волки, демоны, гоблины, — все, кроме таких тварей, как та, что лежит у наших ног, да еще нескольких волков-оборотней. Долгой и страшной была эта война, тянувшаяся в течение многих кровавых столетий с тех самых пор, как первый человек, переставший быть обезьяной, восстал против тех, кто правил тогда этим миром. И наконец человечество победило, так давно, что от той поры дошли до нас лишь смутные легенды. Змеелюди сопротивлялись дольше всех, и все же люди сокрушили даже их и изгнали последних из них в глухие уголки мира. Там они спаривались с настоящими змеями, и мудрецы говорили, что их ужасные отродья скоро исчезнут окончательно. Но прошло время, род людской размягчился и выродился, позабыв древние битвы, и твари вернулись. О, это была мрачная и тайная война! По юной земле крались страшные чудовища старого мира, хранимые их ужасной магией, принимая любые образы и свершая втайне ужасающие деяния. И нельзя было отличить настоящих людей от оборотней. Ни один человек не мог доверять другому. Но со временем с помощью собственной хитрости и своего разума они нашли способ отличать ложь от истины. Люди избрали своим знаком и знаменем изображение летучего дракона, крылатого ящера, чудовища древних веков, которое было величайшим врагом змей, и люди придумали те слова, которые я произнес как символ и пароль, ибо, как я уже сказал, никто, кроме настоящих людей, не может повторить их. Так человечество восторжествовало. И вновь твари вернулись, когда протекли столетия забвения, — потому что человек и доныне напоминает обезьян тем, что забывает все то, что постоянно не мозолит ему глаза. А люди погрязли в своей роскоши и могуществе и уже перестали верить в старые религии, и потому змеелюди пришли в обличим жрецов, учителей новой и истинной веры, создав чудовищную религию поклонения змееголовому божеству. И такова их власть, что ныне повторять старые предания о змеелюдях — смерть. И люди вновь поклоняются Змею в новом обличии, и все они — слепые дураки, потому что подавляющее большинство из них не видит связи между их силой и той, которую люди сокрушили в незапамятной древности. И змеелюди могли бы удовлетвориться своей властью жрецов. И все же... — Он замолчал.
— Продолжай. — Кулл почувствовал, как по спине поползли мурашки.
— Все считали, что Валузией правили настоящие люди, — прошептал пикт. — Й все же, пав в битве, они умирали, как змеи, — так, как умер тот, что пал от копья Львиного Клыка на залитых кровью побережьях, когда мы, островитяне, грабили Семь Империй. И как могло такое случиться, владыка Кулл? Эти цари были рождены женщиной и жили, как люди! Это могло произойти, только если настоящих царей тайно убивали — как могли бы убить тебя нынче ночью, — и жрецы Змея правили в их обличии, и никто ничего не заподозрил.
Кулл выругался сквозь зубы.
— Да, наверное, так и было. Никто еще не сумел повидать жреца Змея и остаться после этого в живых. Это известно всем. Они окружают себя глубокой тайной.
— Государственные дела Семи Империй — это чудовищно запутанная штука, — сказал Брул. — Настоящие люди знают, что среди них скрываются шпионы Змея, а также люди, ставшие союзниками Змея, — такие как Каанууб, владетель Блаала, и все же никто не дерзает говорить о своих подозрениях, дабы его не постигло возмездие. Ни один человек не доверяет даже своим друзьям, и государственные мужи не осмеливаются говорить друг другу о том, что у всех на уме. Если бы они могли быть хоть в чем-нибудь уверены, если бы хоть одного человекозмея или весь их заговор разоблачили у них на глазах, тогда власть Змея была бы сокрушена более чем наполовину. Тогда все они объединились бы и выявили предателей. А так лишь у Ка-ну хватает решимости и мужества замышлять что-либо против них, и даже самому Ка-ну удалось узнать лишь столько об их делах, чтобы предупредить меня о том, что может случиться. А точнее — о том, что случилось до этой минуты. Так что я был готов к тому, что произошло, но теперь нам придется положиться лишь на нашу удачу и хитрость. Пока, я думаю, мы в безопасности. Эти змеелюди не осмелятся оставить свой пост, опасаясь, что неожиданно могут подойти настоящие люди. Но можешь быть уверен, завтра они придумают что-нибудь еще. Что именно
