он думал может рухнуть в один миг, даже не начавшись, ему стало нестерпимо тяжело.
— Мих, ты чего здесь стоишь? Пошли кушать, осталось пять минут, — рядом материализовался Паша — школьный друг, с которым он часто бегал за ворота курить.
— Мне надо кое-что уладить. Встретимся на уроке, ладно?
— Лады. Ничего не случилось? — парень нахмурено разглядывал друга, будто впервые видел. — А то на тебе лица нет. Если с Аленкой поругался, то не переживай — помиритесь.
Миша поморщился, от одной мысли, что он пригрел на груди змею, ему становилось тошно.
— Не знаешь, что в столовке только про произошло? Может, кто что говорит?
— Я ведь с тобой все время был, так что нет, но могу узнать.
Миша ему кивнул и направился в ту сторону, куда несколькими минутами ранее побежала Яра, но поиски Саши так и не увенчались успехом, хоть парень и предполагал, что она может быть в женском туалете, куда ему путь закрыт.
Прозвенел звонок, и ему пришлось пойти на урок, глубоко погрузившись в свои мысли. Саша пришла на занятие спустя двадцать минут в компании Яры. Девушка стояла, опустив глаза, но было видно, что она плакала. Что-то больно кольнуло в его душе.
“Такие красивые глаза не должны плакать” — подумал он, пытаясь поймать ее взгляд, но она избегала контакта с кем-либо, лишь села за парту и уткнулась в учебник литературы, раскрытый даже не на нужной странице.
Сидеть одному за партой было непривычно, но пара литературы пролетела даже как-то чересчур быстро за разглядыванием белокурой девушки под стихи Анны Ахматовой.
После пар Миша как обычно собрался с друзьями — Пашей и Борей — за воротами школы, это была их маленькая традиция уже на протяжении трех лет.
Погода была не постоянной. Темно-серые облака, которые заволокли утром небо, вылились ледяным дождем. Все покрылось корочкой льда, даже деревья стояли, перезваниваясь заледеневшими ветвями, постукивая друг о друга и скрипя.
— Отец обещал тачку мне на восемнадцать лет подарить, — поделился Боря, делясь огоньком.
— Круть! Будешь нас подвозить, да, Мих? А, у тебя же собственный водитель, я и забыл.
Миша поморщился:
— Ты ведь знаешь, как я не люблю, чтобы меня возили, это лишь вечный контроль: куда, зачем и с кем.
Три друга. Они были такими разными. Как называл про себя их троицу Миша “вынужденные друзья” — просто, чтобы были, это ведь удобно, когда знаешь, что в любом коллективе у тебя будут свои люди, но можно ли открыть им свою душу? Вопрос спорный. Так и образовалась их компашка, в которой Миша чувствовал себя белой вороной, хотя парни будто бы этого не замечали, либо он действительно потрясающе играл свою роль богатенького сынка, падкого на девушек. На самом же деле, парень был ранимым, как комнатная роза: вроде бы и шипы есть, а от малейшего невнимания или тени увядал, был мечтательным, летающим в облаках, чутким и восприимчивым ко всему, но тщательно это скрывающим за маской безразличия.
— Кстати насчет вопроса “с кем”. Меня вчера одна мадемуазель просила, чтобы я тебя с ней познакомил. И я искренне не понимаю, почему они все не могут напрямую подойти к тебе, но теперь мы приглашены на тусовку. Там будут классные девчонки, причем многие уже не школьницы, — Боря поиграл бровями.
— Я не пойду, — отрицательно покачал головой Миша, оглядываясь на крыльцо школы, ожидая в любую минуту увидеть Сашу.
— В смысле? Ты не можешь не идти, без тебя нам вход закрыт! — возмутился друг.
— Мих, с тобой все в порядке? Ты сегодня сам не свой, да и вчера, когда гуляли…
— Все хорошо, просто я не в настроении.
— Или кто-то нашел себе девушку, — Боря скрестил руки на груди. — И даже нам об этом не сказал.
— Дело в Алене? — снова допытывался Паша. — Я думал, она тебе по боку, хоть и бегает за тобой уже столько лет.
— Кстати, я тут с Риткой перетер, она сказала, что твоя Аленка бутерброд Захаровой на жилетку припечатала и сказала, что на счастье, — весело хохотнул Боря. — А Сашка-то не растерялась и соком ей плеснула в лицо.
— К-какой бутерброд? — заикаясь, переспросил Миша, наконец понимая, что сделала Алена и чего именно она добивалась. Теперь Саша точно с ним не то, что разговаривать, но даже и смотреть в его сторону не будет. А ему необходимо было снова почувствовать на себе взгляд ее синих глаз. Необходимо, как воздух.
— С джемом что-ли, этих деталей я не знаю.
— Захарова кстати ничего такой стала, я бы с ней замутил, — вставил свое Паша. От этих слов у Миши зачесались кулаки, ему захотелось хорошенько съездить по мечтательной физиономии своего друга.
— Она уже занята, — не зная зачем, соврал он.
Друзья удивленно вскинули брови и переглянулись.
— А ты откуда знаешь?
В этот момент двери школы отворились, и на улицу вышла виновница их разговора в сопровождении Яры, о чем-то весело болтая, они прошли мимо парней и, попрощавшись, разошлись в разные стороны.
Мише захотелось догнать Сашу, все объяснить, пройти путь с ней до ее дома еще раз. Это казалось таким правильным. Парень затушил сигарету, поспешно попрощался с удивленными друзьями и побежал догонять девушку так быстро, насколько это позволял лед.
Саша, опасаясь поскользнуться, не торопясь шла к дому, что позволило догнать ее на светофоре, однако она никак не отреагировала. Ни взгляда, ничего, просто будто он пустое место или фонарный столб. Это неприятно задело его, тем более, когда Миша привык к постоянному вниманию к своей персоне.
— Саша, — окликнул он, но в ответ лишь тишина. — Саша, давай я провожу? Скользко ведь, а мне сегодня в твою сторону.
Девушка поморщилась и отмахнулась, будто от назойливой мухи.
— Я ничего не знал, клянусь тебе! — Она начала ускорять шаг, видимо, намереваясь свернуть себе шею. — Алена… ты пойми, она не со зла. Ей тяжело, вот она и вымещает злость…
— А ты со зла? — перебила его Захарова, глядя своими холодными синими глазами, обрамленными в тон им ресницами. Ее лицо без привычной красной помадой, казалось таким светлым и наивным, будто ангел спустился с небес. Миша на мгновение засмотрелся на эти синие льдинки, что проникали в его сердце. Этого мгновения хватило, чтобы его ноги поехали в стороны, и он чуть не распластался на льду, пытаясь руками поймать воздух, но поймал руку одноклассницы. Она его придержала, и тут же выдернула свою кисть в пушистой белой варежке, и направилась дальше.
Только тут до парня дошел смысл сказанных слов.
— Я ничего не
