облизал пересохшие губы и смело взялся за кору и уголь. От кривой линии, которой он ранее обозначил край леса, он провел прямую черту. Она привела к кругу, рядом с которым Бульрих изобразил несколько неровных символов – это была папоротниковая полоса. Стараясь не поднимать взгляд, он заставил себя коротко подписать знаковые места. Он отметил «Опушку» и «Кротовый холм», поскольку тот был здесь единственным и, скорее всего, надолго. Наконец, место, где он сейчас находился, он окрестил «Папоротниковой поляной». Несмотря на все страхи, Бульриху здесь так понравилось, что он заново уверился в своей смелой затее. Ему хватило лишь маленькой ободряющей приметы посреди, казалось бы, безнадежной ситуации, чтобы с новым пылом взяться за дело.
Он, Бульрих Шаттенбарт, стал первым квенделем Холмогорья, рискнувшим дать имена проклятым землям. И, словно в этом таилась сила, способная держать зло в узде, он наконец обрел уверенность и поднял голову.
Папоротниковая поляна лежала у его ног в прекрасной тишине. Что бы там ни шевелилось, оно либо бесшумно уползло, либо оставалось неподвижным, наблюдая за происходящим светящимися глазами. Бульрих предпочел всеми силами придерживаться первой догадки. Может быть, во мраке все-таки водились кролики или у корней жили птицы, которые никогда не чирикали. Наверняка это что-то совсем обычное, и квендель очень надеялся, что так оно и есть.
Аккуратно убрав кору и уголь в карман, он задумался о дальнейших действиях. Конечно, лучше всего было бы придерживаться выбранного направления и пойти от Папоротниковой поляны по прямой, чтобы сделать еще несколько открытий. Всего в нескольких шагах, в глубине чащи, находилось другое поразительное место, которое, возможно, уже давно ждет своего первооткрывателя.
Любовь и преданность, с которыми Бульрих отдавался составлению карт, вытеснили остальные тревоги и страстно потребовали провести плодотворное исследование Сумрачного леса. Мыслями Бульрих унесся в золотое будущее, полное славы и почета. Вот он, Бульрих Шаттенбарт, который сорвет сумрачные покровы безликого прошлого с этого неведомого леса и откроет для современников угрюмую ничейную землю, где нет ничего, кроме угля и бересты. Он подумал о лесных квенделях седых доисторических времен, которые, возможно, боялись Колокольчикового леса так же, как он боялся Сумрачного. Однако там, где раньше царили неразбериха и хаос, теперь стояли уютные деревеньки. Настал черед Бульриха совершить подвиг первопроходца.
Он с ликованием представил себе изумленные лица собравшихся квенделей, когда он раскроет свой великий секрет и наконец-то развернет первую полную карту темного леса перед голубыми глазами соплеменников. По такому торжественному случаю его наверняка пригласят в Баумельбургский магистрат. Он буквально чувствовал, как драгоценный пергамент медленно разворачивается на старой столешнице большого дубового стола перед камином, открывая великолепную кропотливую работу.
Какой будет триумф, когда Гортензия с единственным безмолвным вопросом в изумленных глазах ошеломленно прильнет к его губам! Вопрос, на который он небрежно и твердо ответит: «Да, дорогая, я был там… Елки-поганки, это Сумрачный лес, и я нанес его на карту!»
Старый Райцкер из Квенделина благодарно похлопает его по спине, а у всех Биттерлингов из Звездчатки на глаза навернутся слезы умиления в память о храбрых предках, дело которых он сейчас завершит. Карлман, дорогой мальчик, несомненно, станет гордиться своим храбрым дядей, а Звентибольд…
Шлеп!
В трех шагах от того места, где стоял Бульрих, что-то мокрое звучно плюхнулось на нежный куст папоротника, оставив небольшое круглое пятно. Лист слегка вздрогнул и снова замер, но это мгновенно вывело Бульриха из задумчивости. Он вздрогнул и огляделся, пытаясь понять, откуда могла упасть капля.
Любое шевеление было здесь подозрительным… По шее Бульриха пробежало горячее покалывание, но вскоре он облегченно рассмеялся. По его лбу стекла бисеринка пота, нахально спрыгнув на кончик носа и вниз. Хотя к этой минуте он уже немного оправился от утомления после трудного пути сквозь чащу, ему все еще было очень жарко. Воздух между огромными деревьями был густым, как сироп, а тусклая влажность земли дополняла картину.
Бульрих вытер лоб и вздохнул. Он с тоской подумал о своих смелых мечтах и о прохладном ветерке, дующем в окно. О том самом свежем летнем ветерке, ласкающем щеку, когда квендели, полные надежд, с корзинами для пикника в руках выезжали на симпатичные холмы у реки за Колокольчиковым лесом.
– Паутина в мозгу и мухоморы! – мрачно пробормотал он. – Что за глупости приходят тебе в голову, косолапый тупица! Прежде чем тащить сюда корзины для пикника, надо изрядно потрудиться, Шаттенбарт, старый ты болтунишка!
И он направился в обход Папоротниковой поляны, чтобы отвоевать у Сумрачного леса еще двадцать-тридцать шагов неосвоенной дотоле территории.
Легче, чем раньше, не стало, но, по крайней мере, Бульрих привык к цепляющимся за ноги веткам и траве. Он решил больше не принимать это близко к сердцу и приказал себе оставаться спокойным и осмотрительным.
Прежде чем погрузиться в полумрак лохматой еловой рощи, он еще раз оглянулся, чтобы убедиться, что Папоротниковая поляна у него за спиной мирно спит. Судя по всему, его никто не преследовал. Ели упрямо не пропускали его, царапали лицо и руки. Бульрих свернул влево, чтобы попытать счастья с невысокими тисовыми деревьями, окружавшими три могучие ели. Он не мог понять, были ли эти тисы молодняком или же древними, сварливыми созданиями, которым мешали еловые ветви. Длинные лишайники свисали с елей, будто бледные бороды, и Бульрих замер в изумлении, когда один из них погладил его по голове.
– Воистину, это к добру, Шаттенбарт, – пробормотал он, подняв голову и поспешно проведя рукой по волосам, проверяя, не осталось ли там чего-нибудь отвратительного.
Теперь он решил держаться правее, чуть дальше от елей, которые загородили путь. Больше делать было нечего. Как раз в том месте, куда он направлялся, лежал огромный поваленный ствол. Бульрих не сразу разглядел, что это за дерево, настолько оно заросло мхом. Там, где покоился остов нависающей кроны, во все стороны разросся плющ, вплетая лозы в мертвые ветви.
На другом конце ствола огромная корневая пластина поднималась из лесной подстилки, как стена. По ней вился дикий виноград, а в яме, которую оставило в земле выкорчеванное дерево, росла крапива высотой по колено вперемешку с незнакомой Бульриху травой с мелкими продолговатыми листьями. Он догадался, что за дерево перед ним, увидев, что из пня прорастали свежие побеги – удивительное зрелище в полутьме Сумрачного леса. По молодым листьям Бульрих понял, что это был дуб, и задумался, что заставило его рухнуть. Возможно, под огромным весом почва тут постепенно просела, и корни перестали удерживать ствол.
Бульрих снова достал бересту и древесный уголь. Вот еще одно место, которое можно безошибочно
