театра.
Сдав верхнюю одежду в гардеробную — бабушке «божьему одуванчику» — я причесался перед зеркалом. Руки мои дрожали. Гребешок норовил выскользнуть из разжимающихся пальцев. Сердце громыхало молотом — чуть не раскалывая грудную клетку.
Акбала. Акбала. Акбала.
Только имя любимой девушки вертелось у меня в голове.
Я прижимал к груди алые розы в прозрачной пленке. В букет была вложена почти каллиграфическим почерком выведенная обстоятельная записка. В записке я разъяснял, кто я такой и просил о свидании. Я не молил униженно. Я — как мне казалось — с чувством собственного достоинства доказывал, что после нашей интенсивной и полной тайной нежности электронной переписки мы не можем просто взять и разойтись, точно в море корабли.
Я занял свое место. Интеллигентные дяденьки во фраках и смокингах, тетеньки в шуршащих платьях, пахнущие французской парфюмерией — рассаживались по небольшому залу человек на двести.
Голоса и шорохи — наконец — стихли. Лампы под потолком погасли — зал погрузился в темноту. Только сцену заливали желтые лучи прожектора.
Концерт начался.
Первыми на сцену выпорхнули «вавилонские» танцовщицы в полупрозрачных тканях. Легкие, как бабочки — «вавилонянки» под удары барабана закружились по сцене, вызвав у зрителей бурный восторг и аплодисменты.
«Индианки» с воодушевлением и страстью исполнили танец живота. Затем нам показали тюркские, персидские, китайские танцы. Только летали над сценой пестрые узорные покрывала.
Я беспокойно ерзал в своем кресле. Выступление Акбалы приходилось на вторую половину концерта — после антракта. Ожидание было невыносимо.
И все же я не мог не увлечься жарким — как пламя — искусством танцовщиц, по полной выкладывавшихся на сцене.
Восточные танцы настраивали на романтический лад. Я смотрел на горячих плясуний — и думал о своей любви к Акбале. Мне казалось сейчас: мои розы и сложенная вдвое записка вызовут у красавицы слезы умиления. Все сразу станет простым и понятным. Возможно даже — Акбала обнимет меня прямо на сцене…
Во время антракта я потолкался в буфете.
Не то что б меня соблазняли пирожные, бутерброды с колбасой и пузырящаяся в пластиковых стаканчиках газировка. Но мне надо было походить, размяться: в кресле я не мог усидеть.
Сердце бешено стучало. От волнения потели шея и ладони. Совсем немного времени осталось до выхода Акбалы. Моей Акбалы…
По звонку я вернулся на место.
Зрители снова расселись. Ряды погрузились в темноту — а сцену залил ярким светом прожектор. Сначала нам показали «танец колхидских девушек». А затем…
Я дождался. В просторном голубом платье — на сцену выплыла Акбала.
Я видел Акбалу только на фотографиях. Но сразу узнал. Трепет прошел по всему моему телу. Сердце чуть не выпрыгнуло из груди.
Акбала исполняла «танец змеи». Я пожирал красавицу глазами.
В ее руках — точь-в-точь языки огня — вились две красные ленты.
Встряхивая черными, как смоль, густыми длинными волосами — Акбала понеслась по сцене. Только мелькали красные ленты. Акбала точно парила над сценой. Изгибалась лианой. Запрокидывала голову — давая волосам струиться потоком. Только что Акбала была в левой части сцены — а через секунду оказывалась в правой.
Я был покорен. Заворожен. Как окаменевший — следил за танцем Акбалы.
В ее молниеносных — и одновременно грациозных — движениях мне и впрямь чудились извивы большой змеи. Королевы змей.
Я был в восхищении. И не я один.
Когда Акбала выпорхнула на середину сцены, замерла на мгновение и отвесила залу низкий поклон — грянули такие оглушительные аплодисменты, каких не удостоились ни «индианки», ни «девушки Колхиды».
Я опомнился.
И — с букетом роз — поднялся на сцену. Протянул цветы Акбале.
Наши взгляды встретились. Я совсем близко увидел лицо Акбалы: брови, точно нарисованные углем — окрашенные румянцем щеки — чувственные губы. Рысьи глаза красавицы меня обожгли. Сердце мое екнуло. Я уверен был: Акбала узнала меня.
Она взяла букет, прижала к груди — и в благодарности склонила голову.
Мне оставалось только вернуться на свое место. Сердце мое дико колотилось. Пальцы и губы дрожали. Я горячо шептал:
— Акбала. Акбала. Акбала.
Соседняя зрительница даже обернулась на меня.
После Акбалы выступали «египтянки» в белых полупрозрачных платьях и с синими лотосами в руках. «Японки» в цветастых кимоно. «Индонезийки». Но я уже ничего не видел и не слышал.
С трудом я дождался окончания концерта. Я точно сидел на раскаленной сковороде.
Концерт закончился. Народец потек в гардеробную за своими куртками. Я не торопился смешиваться с толпой. В фойе я повертелся перед зеркалом — как заправская модница. Потом присел на софу.
Я ждал Акбалу. Будете смеяться, но я надеялся: она прочтет записку — и выйдет из-за кулис искать меня.
Люди шутили, обменивались впечатлениями о концерте. Влезали в верхнюю одежку — и покидали театр. Только я сидел на своей софе — как высеченная из камня статуя фараона Рамсеса Второго. Вокруг постепенно стало пусто.
Появилась уборщица с ведром и шваброй. Спросила с почти материнской лаской:
— А ты, соколик, чего домой не идешь?.. Сегодня выступлений уже не будет.
— Д-да… извините… — промямлил я.
Я понял: я караулю Акбалу уже минут сорок.
А с чего я взял, что она вообще за мной придет?.. Она несколько дней не отвечала мне в интернете. По всему видать: не хочет общаться. Так с какой стати я надеюсь, что ее проймет вложенная в букет записка?..
Я — невзрачный лягушонок. Акбала — звезда.
У Акбалы десятки — а может быть и сотни — таких незадачливых поклонников, как я. Разбить сердце одному из толпы воздыхателей — что может быть проще для звезды?.. Перестав отвечать мне в социальной сети — Акбала, наверное, тут же забыла о моем существовании…
Мне захотелось плакать.
Сгорбленный, несчастный — я получил в гардеробе свою куртку, оделся и вышел на улицу.
Начинало уже темнеть.
Небо было обложено серыми тучами. Падал снег — который таял, едва коснувшись черного асфальта или каменных ассирийских быков.
Надо было — не солоно хлебавши — ехать домой. Но я зачем-то топтался на месте, переминался с ноги на ногу — преданным Хатико глядя на двери театра. Я еще верил (глупой, наивной верой): выйдет Акбала, протянет руки, позовет меня.
Кончилось тем, что я вконец разочаровался и замерз.
Акбала не вышла ко мне. Конечно! Такое даже не пришло ей в голову.
Я будто проглотил половник касторки — только не имеющей лечебных свойств. Мир снова казался мне отвратительным злобным чудовищем, наступившим на меня ногой. Хотелось умереть.
Я вызвал такси, чтобы ехать домой.
7. Свидание с Акбалой
