но бессильную идеей, производящей эффект и способной подтолкнуть к действию. Если взять, к примеру, отчеты Международного объединения по изучению климата, мы увидим, что на стадии истинной идеи десятилетиями копятся данные о глобальном потеплении, однако этих данных недостаточно, чтобы образ жизни, производство и потребление значительно изменились. Но если превратить эти отчеты в идею, апеллирующую к аффективной сфере, если добавить к ним изображение оголодавших белых мишек, которые больше не могут ловить рыбу на растаявшем льду, если рассказать вам, к какому исходу приведет подъем вод и что повышение температуры сделает с землей и растениями в вашем собственном саду, то станет куда вероятнее, что вы озаботитесь глобальным потеплением, измените некоторые повседневные привычки и побудите других (ваших близких или правительство) сделать то же самое.
Машину, апеллирующую к аффективной сфере, используют все, причем на разных уровнях политики: правительство, активисты меньшинств, – да ведь и вы, и я, когда мы пытаемся убедить кого-то, тоже запускаем эту машину. А вот куда вкралось неравенство, так это в доступ к метамашине, апеллирующей к аффективной сфере. Название варварское, но в целом именно так Лордон определяет СМИ (прессу, радио, телевидение, интернет-сайты и социальные сети), все, что позволяет – даже если на старте всего десяток-полтора – донести идею, апеллирующую к аффективной сфере, до миллионов человек. Я говорю о прессе для краткости, но составных элементов метамашины очень много. Издательства, например, тоже являются частью сети метамашины, и, стало быть, и эта книга тоже ей не чужда. Что я сейчас сделала? Попыталась превратить инструменты семиологии и нарратологии в идею, апеллирующую к аффективной сфере, с помощью личных повествований или примеров из поп-культуры, и эту идею я распространяю в книге, которую вы держите в руках. Конечно, миллионы мне таким не увлечь, но, само собой разумеется, это эффективнее разговоров на кухне.
Метамашина – элемент неравенства: что нужно, чтобы получить к ней доступ? Нужны деньги (чтобы создать качественную идею, апеллирующую к аффективной сфере), знание законов (чтобы сказать себе, что наша идея стоит того, чтобы быть переданной максимальному количеству человек). Нужны также связи (знать, в какую дверь стучаться, чтобы получить доступ к метамашине), и наконец, признанная форма повествования (то, о чем я толкую вам с самого начала: рассказами о собирательстве, рассказами о норме тут ничего не добьешься, нельзя считать их хорошими историями, ибо они даже не признаны как истории вообще). Этот список критериев, хоть и короткий, однако уже изрядно ограничивает доступ. Естественно, доминирующее повествование (одновременно доминирующая форма повест-вования и повествование доминирующих) слышнее голосов меньшинств, и оно непременно запоминается, оставляет след в наших душах… Конечно, существует и часть метамашины, открытая повествованиям меньшинств. Но в этом тесном пространстве идет жестокая конкуренция: борющихся за привлечение внимания зачастую так много, что они делят мелкие крохи полужизней, говорит нам Лордон. Порой они вступают в борьбу, в войну именно за это, не очень-то далеко отойдя от стартовой точки. Доминирующие же повествования могут повторяться снова и снова, и мы под их обстрелом в конце концов им поддаемся – поскольку в этом и есть их смысл…
Быть может, вы думаете, что я преувеличиваю, что повествование не может затронуть нас до такой степени. Рассмотрим же пример, который приводит Лордон: государственный долг. Этот пример особенно интересен, так как государственный долг абсолютно чужд всякому жизненному опыту, и моему, и вашему: он априори не имеет никаких шансов внезапно стать для нас предметом беспокойства. Я говорю это не потому, что долг – попросту условность, деньги, никогда не существовавшие физически, и, стало быть, можно позволить себе забыть о нем и перейти к другим делам[30]. Я просто говорю, что сумма долга как истинная идея есть лишь последовательность цифр, от которой нам ни жарко ни холодно. Если эта сумма нас пугает – значит, кто-то запустил машину, апеллирующую к аффективной сфере, с этой конкретной целью, а метамашина процесс подхватила. Во многих американских мегаполисах можно увидеть счетчики долга, которые постоянно обновляют на табло с четырнадцатизначной суммой его рост. Некоторые даже дают себе труд указать вашу долю, долю вашей семьи, ту, которую придется выплатить лично вам или за которую вы ответственны (это не совсем ясно), – тем самым запуская машину на полные обороты. Во Франции таких табло нет в городах, но все газетные заголовки о долге, которые я могу найти за три минуты поиска в Гуг-ле, бьют по тому же лексическому полю: полю страха.
Очень скоро я задаюсь тем же вопросом, что Libération (20 декабря 2019 г.), а именно: «Государственный долг – это серьезно?» Другие заголовки отвечают сами: конечно, серьезно, коль скоро все обеспокоены! «МВФ обеспокоен», – говорит мне Le Figaro (3 июня 2019 г.).
* Это и есть метамашина, апеллирующая к аффективной сфере.
«Брюссель обеспокоен», – добавляет та же газета два дня спустя, и это еще не все! Неопределенная и, стало быть, потенциально огромная масса людей портит себе кровь, если верить Alternatives Économiques (28 сентября 2018 г.), которая сообщает мне, что «долг беспокоит», опустив прямое дополнение, которое могло бы ограничить размах этого беспокойства. Да и как им не беспокоиться? То, перед чем мы стоим, – это, если верить Les Échos, «настоящая проблема» Нет, проблема – эвфемизм. Это «настоящая опасность», поддает жару «Франс Интер». И начинается круговерть метафор: перед нами «пропасть», согласно Le Figaro (на этот раз от 27 сентября 2019 г.), «бездна», согласно l’Iref-Europe. А мы, на краю пропасти или над бездной, не имеем даже корабля, достойного так называться, нет, мы – «пассажиры Титаника»! (FigaroVox, 1 октября 2019 г.) Читая все это, разумеется, нельзя не почувствовать, что наше положение содержит «известные риски». Это, во всяком случае, говорит МВФ, процитированный Le Figaro (да, опять) 7 ноя-бря 2019 года, и тот же МВФ, процитированный в тот же день, но на сей раз в Le Capital[31], уже недвусмысленно говорит о «больших рисках», чтобы у вас не было искушения отмахнуться. И вот Le Figaro, вероятно, разочарованная, что удовольствовалась «рисками» без эпитета «большие», возвращается к теме в начале декабря и сообщает нам —
82 % французов обеспокоены государственным долгом[32].
Когда смотришь или слушаешь новости, надо всегда пытаться обнаружить скрытые в них механизмы. Для этого достаточно начать с простого вопроса: что сделано видимым? Или, если вам так больше нравится: что сделано невидимым? И о чем это говорит? На первый взгляд выглядит просто, но довольно сложно рассмотреть недостающие элементы, когда эти элементы не составляют часть нашей жизни, когда их уже недостает в нашем пейзаже. А Лордон
