канала. По воде плыли утки. Кинуть им было нечего. В карманах лежали сигареты, зажигалка, ключи от квартиры бабушки Биби, немного мелочи, телефон, металлическая авторучка «Паркер» с позолоченной клипсой – подарок Инны.
Подошли две девушки, обоим было лет по шестнадцать.
– Извините, вы не знаете, где тут дом Раскольникова?
Одна сверилась со смартфоном.
– Гражданская улица в ту сторону?
– Что-то мы тут ходим, ходим, как в лабиринте.
– Я не местный, – сказал Фёдор.
– Ясно.
И ушли, полные презрения.
Фёдор поднялся в квартиру, сделал пару бутербродов с колбасой, налил чаю. Позвонила Инна:
– Федь, привет еще раз.
Он вспомнил утренний разговор и на пару секунд отключился от реальности.
– Ты слышишь? Ты трезвый?
– Слышу. Конечно, я трезвый. Собираюсь обедать.
– Что дают?
– Чай «Принцесса Нури» без сахара, я забыл его купить. И два бутерброда с колбасой.
– Что за колбаса?
– Любительская.
– С батоном или хлебом? С маслом?
– Конечно, с батоном и маслом.
– Ладно. Теперь серьезно. Расскажи, что случилось?
– Не знаю. Он странный, этот мужик. Говорили мало, будто бы ни о чем. Потом он подарил мне полбутылки коньяка и выпроводил. И все.
– Ты расстроился?
– Ну немного расстроился. А с другой стороны, я все равно не знал, о чем писать. Может, к лучшему.
– Ты бы придумал, – сказала Инна. – Я в тебе уверена. Все еще будет.
– Не сомневаюсь.
– Сомневаешься, а вот не надо. Когда приедешь?
– Поезд завтра ночью.
– Хорошо. Пиши и звони мне. И сегодня, и завтра, и когда в поезд сядешь. Я тебя встречу на вокзале.
– Спасибо, но необязательно.
– В смысле? Ты не хочешь меня видеть?
– Хочу, конечно! Я ужасно соскучился!
– Почему же ты тогда сказал, что тебя не надо встречать?
– Да просто не хочется тебя обременять.
– Фёдор, послушай. Если бы мне это было обременительно, я бы не стала тебя встречать. Вот опять! Я к тебе тянусь и натыкаюсь на стену безразличия.
Фёдор смял бутерброд и швырнул в раковину. Но вдохнул, выдохнул и сказал:
– Я глупость сморозил. В голове все вверх дном. Прости меня.
Инна помолчала.
– Ладно. Я понимаю. Мне пора.
– Люблю тебя! – успел сказать он.
– И я тебя люблю, – ответила Инна. – Постарайся не грустить. И коньяк вылей!
Смыв с руки сливочное масло и хлебные крошки, он зашел в свою комнату, дернул коньяка из бутылки и лег. Спать как будто не хотелось. Но он уснул.
10
Снилось что-то невнятное. Мелькали знакомые лица, доносились неразборчивые слова. Кто-то проскакал на белой лошади, судя по комплекции всадника, это был Панибратов. Потом все погрузилось во тьму. И из тьмы выплыл тихий голос, который повторял:
– Кто ты? Что ты? Кто ты? Что ты? Кто ты? Что ты?
И этот голос выволок его из сна, будто утопленника из реки. Кто-то звонил в дверь. Средний-короткий, средний-короткий. Кто ты? Что ты? Кто ты? Что ты? Фёдор слез с кровати и, задевая стены, побежал открывать. Спросонок придумалось, что это приехала Инна. Может быть, даже в плаще на голое тело. Но это был Карцев в своей старомодной болоньевой куртке.
– Федь, ты чего? – сказал он.
Фёдор оглядел себя. Одежда на месте.
– Чего, Жень?
– Я звоню, звоню! Я уж испугался, что ты с горя повесился. И телефон не отвечает.
– Уснул, – сказал Фёдор и тут же позевал, прикрыв рукой несвежий рот.
Карцев прошел на кухню, взял из тарелки бутерброд, откусил половину, запил чаем.
– Чего несладкий-то?
– Сахар забыл купить, – ответил Фёдор и сел к столу. – До завтра потерплю.
Карцев, сопя, доел бутерброд, вытер рот носовым платком.
– Слушай, я подумал, как-то неудобно получилось. Бросил тут тебя одного и уехал.
– Хочешь вместе телевизор посмотреть? – спросил Фёдор, потирая зудящий глаз.
– Тут нет телевизора, – ответил Карцев. – Бабушка Биби не смотрела телевизор. Папа мой, царствие небесное, подарил ей лет двадцать назад видеодвойку и кучу кассет. Так она все на помойку вынесла. Говорила, мол, разум ее – храм. Слушай, вкусно. Можно еще?
Он достал батон, масло, колбасу и стал делать бутерброды. Фёдор умылся холодной водой.
– Так вот, – продолжил Карцев. – Хотел тебя позвать на одно представление. Мой знакомый артист сегодня выступает в каком-то дико модном месте. Билетов не достать. Он меня давно звал. Отдохнешь в последний вечер. А завтра выспишься и поедешь.
– Пошли, – пожал плечами Фёдор. – А что там будет?
– Без понятия. Но свободных мест, говорю, нет. Может, встретишь кого-то из коллег.
– Что-то мне расхотелось идти.
– Ой, да брось! – махнул надкушенным бутербродом Карцев. – Дома, что ли, киснуть? В крайнем случае, если захочешь, можешь кому-нибудь дать в рожу. Я тебя даже угощу заранее озверином.
Фёдор вспомнил про коньяк, ушел в комнату и хорошенько отпил. Сунул в карман телефон и вернулся.
– А мне? – сказал Карцев, учуяв запах.
Фёдор принес бутылку. Коньяка осталось на донышке. Карцев выпил его, не дожевав бутерброд. Помолчал, кивнул и сказал:
– Двинули.
Они спустились к Львиному мостику. Начинало темнеть. Покачивалась темная вода в канале. Фёдор закурил. Карцев вызвал такси. Спохватившись, Фёдор написал Инне, что спал, недавно проснулся и собирается прогуляться.
«Так поздно?» – тут же ответила Инна.
«Разве поздно? Начало седьмого».
«Один пойдешь?»
Поколебавшись, Фёдор соврал, что один. Узнав, что он будет с Карцевым, Инна наверняка выкатила бы телегу претензий о предстоящем пьянстве и сопутствующем кобелизме. Доказывать, что напиваться и волочиться за юбками он не собирается, было бесполезно.
«Недолго! И пиши мне!»
«Хорошо!»
«Я тебя очень люблю!»
«И я тебя очень люблю!»
Прикатило такси – белый «фольксваген». Они залезли и поздоровались. Водитель что-то буркнул.
– Этот мой приятель, артист, настоящий непризнанный гений. Правда, я не видел ни одного его выступления. Но так говорят. Однажды он меня в театр позвал. Но я перебрал, уснул и ничего не увидел. А когда проснулся, была овация.
– Как его зовут-то? – спросил Фёдор.
– Борщевиков Володя. Не слышал?
– Ни разу.
– Если буду снимать, устрою ему пробы обязательно. Хочется поработать с ним.
Проехав полквартала, они сбили самокатчика. Тот выскочил перед капотом, будто ниоткуда. Таксист дал по тормозам. Фёдор стукнулся лбом о переднее сиденье и откинулся назад. Воняло жженой резиной. Карцев потирал переносицу. Самокатчик плашмя лежал на асфальте. Его самокат, виляя, уехал по улице. Таксист, шмыгнув носом, вылез из-за руля и подошел к телу. Наклонился и отпрыгнул. Самокатчик ожил и кинулся в драку.
– Еб твою мать! – сказал Карцев. – Пошли пешком. Тут недалеко. Заодно выпьем по дороге.
Фёдор не возражал.
11
Модное место находилось в Новой Голландии.
Они допили купленную по дороге водку. Карцев поставил пустую