видишь ничего вокруг. И зачем тебе опером то быть? Ты готовый отличный следователь! И все это знают. А на Замятина внимания не обращай, он завидует просто. А еще не хочет конкуренции с тобой. Девочка моя, — улыбнулась подруга, беря меня за руку, — себя любить надо. Ты очень красивая! И фигура у тебя классная. Ты же женщина, а не волбла сушеная.
— Скажи, Светик, а ты не искала, есть ли что общее между продавщицей Инковой и Добровольцевой, — спросила я.
— Пока не успела. Ты хочешь помочь? — фыркнула Светка, — работа у тебя на первом месте.
— А что мне еще делать, — развела я руками, — поеду я домой отдыхать. Как что найду — позвоню.
Я вышла на улицу и вдохнула полной грудью, и это не метафора в отношении груди, влажный осенний воздух. Он пах дождем, мокрой листвой и еще чем-то неуловимым. Для меня, наверно, это запах перемен. Когда в мою жизнь попал Гаранин, все пошло не по плану. То есть плана то и не было, я просто плыла по течению и все было спокойно и размеренно. Нет, даже не плыла по течению, а просто сидела в болоте, в стоячей воде и думала, что живу.
— Привет, Юльчик, — вырвал меня из моих мыслей Тимофей.
Он остановился на ступеньках отдела передо мной, стоя на один порожек ниже так, что глаза наши оказались на одном уровне. И я впервые разглядела его лицо: худое, с широкими скулами, совсем мальчишеское. Русые непослушные волосы всегда стояли торчком, как не пытался он их причесывать и укладывать. Карие с крапинками глаза смотрели на меня с нежной улыбкой.
— Привет, Тим, — растеряно ответила я.
— Ты чего стоишь здесь? Что то случилось?
— Не, Тимош, — ответила я, — неделю отпуска взяла, надо кое-куда съездить.
— Куда?
— На пару дней всего, а потом в городе буду. Надо же, в конце концов отремонтировать гостиную.
— Так давай я помогу, — сразу же предложил друг.
— Я позвоню тебе, как приеду. Спасибо.
— Ну, — он немного замялся, потом смущаясь чмокнул меня в щеку, — хорошей поездки. Жду звонка.
Я долго ковыряла ключом в замочной скважине, но дверь никак не поддавалась.
— Юлечка, дорогая, — услышала я за спиной, старческий голос, — ты не дома?
— Нет, София Аркадьевна, я только вот из магазина пришла, — ответила я, показывая пакет с покупками. Там лежали осветлитель и краска для волос, набор мужских бритв, кое-что из продуктов. А одежда? А как я ему одежду выберу и белье, если размеров то не знаю. Попробуем изменить его до неузнаваемости и пусть сам по магазинам ходит.
— Деточка, я думала, что ты дома. Звонила, звонила, никто не открыл.
— Так кто открыть то мог, если я в магазине была?
— А телевизор то у тебя работает, вот я и звонила, хотела, чтобы ты потише сделала, — продолжала любопытная старушка. Жила она на третьем этаже, то есть через этаж от меня и мешать ей мой телевизор никак не мог. Скорее всего любопытная соседка через дверь услышала звуки телевизора, а зная, что я на работе, решила полюбопытствовать.
— Так я выключить забыла, София Аркадьевна, сейчас домой попаду и выключу.
— Я подожду, деточка, проверю, телевизор ли это был, — ответила она, не собираясь никуда уходить.
— Зачем? — я развернулась к старушке. Раньше я бы спокойно открыла бы дверь, выключила бы телевизор и дала бы «послушать тишину» соседке. А почему, собственно, я должна пускать ее в квартиру, и она что-то должна проверять? — Знаете, Софья Аркадьевна, я не буду выключать звук или делать потише. Я сейчас звука в подъезде не слышу, а значит вам он мешать не может. И до двадцати трех часов я могу слушать и музыку, и телевизор громко. Так что идите вы туда, куда шли.
Я развернулась к ней спиной, замок, на удивление, открылся с первого раза, я вошла и захлопнула дверь у нее перед носом.
Валерий сидел на кухне.
— Что там случилось, — спросил он, когда я вошла.
— Любопытная соседка, — отмахнулась я, — что-нибудь накопал?
— Накопал, — вздохнул он, — оказывается Настя и та продавщица учились вместе в школе. У Инковой на странице есть школьные фотографии, я их сохранил на рабочий стол.
— Отлично! А одежду себе заказал?
— Нет. Я что подумал. Если с моей банковской карты покупки делать, то могут быстро вычислить. У меня есть наличка, но не очень много. На одежду точно не хватит.
— Значит так, — скомандовала я, — сейчас мы тебя перекрасим, потом пойдем в секонд хенд и выберем тебе гардеробчик. Не пугайся, белье мы купим в обычном магазине. А завтра утром едем в Александров, будем доказывать, что вы с Добровольцевой знакомы.
Глава седьмая
— Ты уверен? — спросила я еще раз у Валерия.
— Давай уже! Крась! — поторопил он меня, — а то в магазин не успеем.
Он восседал на табурете посреди кухни и разглядывал допотопные обои в гостиной. Поверх обтягивающей футболки на нем был надет парикмахерский пеньюар розового цвета. Я стояла сзади в пластиковых перчатках, с чашкой осветлителя и кистью в руках. Чтобы я могла достать до его макушки, ему пришлось ссутулиться.
— Тогда, приступим, помолясь, — вздохнула я и сделала решительный мазок по его волосам.
— А почему именно рыжий? — спросил он.
— Потому что осветлять твои волосы до блондинистого очень долго и муторно. Да и будешь сильно в глаза бросаться.
— А рыжим буду незаметным? — съехидничал он.
— А давай мы завтра утром к следователю поедем? — предложила я.
— Все, молчу, — примирительно ответил Валерий.
Осветлителем намазала его быстро, голова стала нежно голубого цвета.
— И что это со мной? — усмехнулся он, глядя в зеркало, — где обещанный рыжий?
— Рыжий будет позже, пока иди брейся. Или бороду тоже осветлить?
— Не, я уже в ванной, — фыркнул он и скрылся за дверью.
Через сорок минут на меня недоверчиво смотрел гладко выбритый брутальный самец с морковного цвета волосами.
— Ну что ж, — стараясь сдержать смех и сделать серьезное лицо, изрекла я, — ты опять на стульчик садись. А ты в блондина хотел. Не нервничай, сейчас будет красивый цвет.
В это раз я начала с затылка, как то спокойнее что ли. Уж очень некомфортно было стоять у него между колен и красить челку и виски.
— Ты что делаешь? — спросила я, когда уже стояла перед Валерием, чувствуя его руки у себя на бедрах, — инстинкта самозащиты никакого?
— И что ты можешь сделать? — краем рта улыбнулся он.
— Пока не сдала тебя полиции? — я приподняла одну бровь и усмехнувшись поднесла кисть с краской к его носу, —