Острие проволоки пропарывает кожу. Запах крови. Он теряет разум.
– Что, боишься?
Конечно нет! Он – боится? Да это просто смешно!
Нет, все-таки боится.
Вперед-назад. Вперед и снова назад. Писк разрывает уши. Она все еще там. Все еще возможно.
Наконец он дотрагивается лапой до забора, но тут вдалеке взвывают сирены. Уже едут, так он и знал! Он съеживается, бросается от дерева к дереву, подальше, подальше отсюда, спрятаться, схорониться где-нибудь, где его не достанут их иглы, может, на дне ямы, залечь на дно и свернуться в комок, маленький, невидимый.
– Трус! – доносится до него. – Волк ты или нет?
Не волк, никакой он не волк.
IX
Перед кустами с визгом тормозит фургон. Из него выпрыгивают лесники и в пару прыжков пересекают канаву. На головах у них охотничьи шляпы, в руках – длинные ружья. Три секунды – и они уже рядом с ней. Девочку подхватывают и уносят. Двое сажают ее в фургон, четверо отправляются в лес с дубинками наизготовку.
– Ты что, с ума сошла? – кричат двое. – Что ты там делала?
– Ты могла погибнуть, разве не понимаешь?
Девочка молчит и ощупывает руку. Между пальцами просачиваются капельки крови.
– Боже! – ужасаются лесники. – Он ее укусил!
Они тут же вынимают аптечку, достают пластырь, йод, бинты.
– Ничего подобного, – возражает девочка. – Это я са…
Но ей уже закатывают рукав и протирают запястье чем-то из пузырька.
– Будет больно, придется потерпеть.
– Не нужно! – протестует она. – Он меня не…
– Еще как нужно. Такие укусы могут сильно воспалиться.
– Он не…
– Может, заодно сделать ей укол от столбняка?
– Обязательно!
«Он меня не тронул, – хочет она объяснить. – Это все проволока». Но никто не слушает. Она даже рану свою не видит – столько бинтов на нее намотали.
– Твоя мама уже едет.
– Перепугалась до смерти, конечно, бедная женщина!
– Радуйся, что все обошлось благополучно.
– Серьезно, я давно говорю: вблизи от жилых районов – слишком рискованно.
– Совершенно безответственно!
– Так больше нельзя, придется… – говорит один.
– Да, жалко! – соглашается другой. – Но выхода нет.
Они дружно кивают и наматывают еще бинтов ей на руку.
Вскоре возвращаются остальные. Один несет ее порванный пакет. Другие волочат что-то за собой. Что-то большое, черное, обмякшее.
Печенье
Мамы у девочек не было. Она умерла несколько месяцев назад в белой больничной палате.
К счастью, у них остался отец. Вот только дома он бывал все реже. Все реже приходил вовремя, иногда возвращался совсем поздно, когда обе девочки уже спали. Он тихонько прокрадывался к ним в комнату и садился на край кровати.
– Потерпите немного, – шептал он дочерям, склоняясь к подушкам. – У меня большой новый проект, вы же понимаете?
Девочки кивали сквозь сон, толком не расслышав, что именно они должны понять, но зная: папа очень хочет, чтобы они кивнули. Ведь, когда жизнь рушится, нужно за что-то уцепиться, и папа цеплялся за работу.
– Но вы же и без меня справляетесь? – говорил он, когда они мимоходом виделись за завтраком. – Вы же мои большие храбрые девочки?
И девочки кивали, и улыбались так храбро, как только могли.
Грит была старшей и, стало быть, считалась более рассудительной. Деньги на продукты отец всегда давал ей.
– Молоко и овощи, помнишь? – говорил он, дожевывая еду и надевая пальто. – Пирамида питания. Ах, да ты и сама знаешь.
И Грит действительно знала. Но когда в жизни образуется брешь, надо ее чем-то заполнить, и от пирамиды питания тут толку чуть. Она покупала мармелад, лакрицу, маршмеллоу, колу и печенье, а если оставались деньги, яблоко для своей сестренки Йоханны.
Йоханна сладостей не любила. И хорошо, потому что доставались они ей нечасто. Грит ставила сумку на стол и, даже не выгружая продукты, съедала все, что купила. Нередко и яблоко тоже. А потом плакала от боли в животе, чувства вины, сожаления и больше всего, конечно, о маме.
Йоханна утешала ее. Говорила, что завтра станет лучше. Что папа придет с работы пораньше, побудет с ними подольше и они вместе займутся чем-нибудь интересным: сходят в кино, в бассейн или просто поиграют в карты.
Она просила об этом отца, каждое утро. И он кивал и соглашался: обязательно, только не сегодня.
– Скоро, – говорил он. – Завтра. Или, самое позднее, на следующей неделе.
– Правда? На следующей неделе? Клянешься? – Йоханна брала папину руку, прикладывала к его сердцу и заставляла поклясться.
Ведь, когда исчезает то, что было всегда, нужно за что-то держаться, и Йоханна одной рукой крепко держалась за сестру, а другой – за папу. Но папина рука все чаще выскальзывала, будто была натерта мылом, и спустя несколько недель наконец выскользнула.
Папа больше не приходил домой. Один вечер. Две ночи. Три.
– Что, если он никогда не вернется? – плакала Грит, обгладывая последний яблочный огрызок.
Деньги кончились, продукты тоже, в кухонном шкафу стояла лишь одинокая банка соленых огурцов.
– Конечно вернется! – Йоханна закивала, будто нисколько в этом не сомневалась.
– А если нет?
– Тогда придумаем что-нибудь, голодными не останемся.
– Но что?
– Что-нибудь хитрое.
На следующее же утро они принесли в школу свои игрушки и принялись меняться. Игрушки у девочек были красивые: отец скупился на время, но не на подарки. А одноклассники были только рады что-нибудь выменять.
– Лучше деньги, но еда тоже подойдет, – сказала им Йоханна.
Все дети выбрали еду.
Содержимое ланчбоксов в обмен на лего-поезда, кукол Барби или дорогих плюшевых мишек – вполне выгодная сделка. Йоханне было не жаль игрушек, она не привязывалась к вещам. Грит приходилось труднее, но без еды хуже, чем без игрушек, и вскоре в их комнате не осталось ничего, кроме кроватей.
– У нас и другое добро найдется, – сказала Йоханна и вместе с сестрой принялась таскать в школу все, что у них было. Телевизор, лампы, стулья. Одноклассники уже привыкли, их мамы и папы тоже. Они давали детям с собой побольше бутербродов.
– Смотри торгуйся хорошенько, – говорили родители. – Это отличный тренинг, в будущем пригодится.
Учитель все видел, но думал, что это такая игра, и не делал замечаний. Терпение его кончилось, только когда сестры прикатили в школу на самокате большие напольные часы.
– Нет, дети, в класс с этим нельзя, – сказал он, когда они, пошатываясь, затащили часы в кабинет. – Чьи они?
– Мои! – Самый богатый одноклассник поднял руку. – Сам выменял!
Девочки закивали. Мальчик заплатил им упаковкой печенья с
