Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
зовут.
— Алтынай???
Владимир в ответ радостно засмеялся.
Воинское братство, порой, бывает крепче кровного!
Первая встреча после войны состоялась в марте, на митинге, посвященном смерти Сталина Иосифа Виссарионовича. Канабек запомнил этот день, тысячи жителей «третьей Всесоюзной угольной кочегарки», так во всех газетах называли Караганду, стали собираться на улицах и площадях, везде, где были установлены репродукторы и громкоговорители. Как напишет в своем отчете заместитель заведующего отделом партийных и комсомольских органов Карагандинского ГК КП Казахстана, товарищ Карапет: «Сдавленный волнением, медленный голос диктора доносит до слуха грудящихся, как руководители партии и правительства сходят с мавзолея В.И.Ленина и вносят гроб дорогого и любимого вождя советского народа и всего прогрессивного человечества, товарища Сталина Иосифа Виссарионовича в мавзолей и устанавливают его рядом с Владимиром Ильичем Лениным…»
Митинг открыл секретарь Ленинского райкома, товарищ Ткаченко. Первым с «проникновенной» речью выступил секретарь обкома партии — Яковлев С. Я.
В Сталинском районе, рядом с вокзалом, у трамвайной остановки «Старый город», со скорбью на лицах, Канабек и другие шахтеры стояли в многолюдной толпе, слушая по репродуктору выступления руководителей партии и правительства — Маленкова, Берия, Молотова. Затем, заметно волнуясь, выступил посадчик третьего участка шахты № 17-бис, Новиков:
— Прощаясь с товарищем Сталиным, мы клянемся еще теснее сплотиться вокруг нашей Коммунистической партии и Советского правительства, еще больше крепить мощь нашей Родины. Я обязуюсь дневное задание систематически выполнять на сто пятьдесят процентов и призываю всех остальных горняков, с тем чтобы каждая сверхплановая добытая тонна угля глубокой тяжестью легла на поджигателей новой, мировой войны.
Разных людей довелось услышать Канабеку на том митинге, даже пионеры-школьники выступали. Говорили красиво, легко, от сердца. Канабек так сказать бы не смог. Одного из выступающих, Канабек знал лично: вагонщик участка номер два шахты номер восемнадцать треста «Сталинуголь», Рахимбай Килибаев. Он был «партгруппоргом», что это слово означало, Канабек не знал и кроме того, Рахимбай получил звание «почетный шахтер». Его выступление Канабек слушал с особым вниманием.
— Бессмертное имя Иосифа Виссарионовича Сталина будет жить в наших сердцах вечно. В эти скорбные дни я даю клятву своей Коммунистической партии и родному Советскому правительству жить и работать, как учил наш Великий Сталин и призываю всех горняков нашей шахты быть беспредельно преданными ЦК КПСС, Советскому правительству. Я обязуюсь выполнять свою норму выработки на сто тридцать, сто сорок процентов. Прощай, наш друг и учитель, дорогой Иосиф Виссарионович!
Владимир Черданцев в это время — девятого марта, около трех часов дня — на площади, возле Дворца Культуры Горняков, слушал траурную речь машиниста экскаватора разреза номер четыре по фамилии Кучменок.
— Столица нашей Родины — Москва, все трудящиеся нашей необъятной страны и все прогрессивное человечество мира проводило в последний путь великого человека истории — Иосифа Виссарионовича Сталина. Весь жизненный путь Иосиф Виссарионович отдал делу служения народа. Я даю клятву Коммунистической партии и родному Советскому правительству жить и работать так, как учил наш великий Сталин. На тяжелую утрату ответим высокими показателями в труде. Я беру обязательство своим экскаватором выполнять задание не ниже ста сорока процентов. Прощай, наш любимый друг и вождь, дорогой Иосиф Виссарионович Сталин. Память о тебе будет жить в сердцах советского народа и всего прогрессивного человечества — вечно!
Траурные митинги по поводу погребения Сталина, без сомнения, могли затянуться — желающих сказать прощальные слова, оказалось, немало — и Черданцев, не дожидаясь завершения, размеренным шагом отправился к вокзалу, чтобы дотемна попасть домой. Навстречу ему, с такой же целью, шел его однополчанин, Смагулов Канабек, которому, для этого, сначала необходимо было попасть в Майкудук. Они сближались под протяжные гудки паровозов. «Гудели» не только паровозы, а и шахты, заводы и фабрики, прощаясь с «отцом всех времен и народов».
Однополчане столкнулись на утоптанной — недавно выпал снег — тропинке и в первый момент друг друга не узнали. Лишь отойдя на пару шагов, бывшие вояки остановились и одновременно повернулись, каждый напряженно всматривался в лицо другого.
Под радостные вскрики — Владимир, Камбек — мужчины кинулись обниматься, хлопая друг друга по спинам, затем долго разговаривали, время от времени, утирая повлажневшие глаза. В тот же вечер они отправились в родной аул Канабека, где Владимир познакомился с его семьей. Обещали встретиться снова, да так и не нашли времени в круговороте дел…
Немного успокоившись, фронтовые друзья от здания Каздрамтеатра, где они встретились, неспеша направились к Детскому Парку. И хотя, градус накала неожиданной встречи снизился, бывшие однополчане шли обнявшись, заглядывая друг другу в глаза.
В парке они сели на скамью, расспрашивая о настоящем, а больше, конечно, вспоминая о прошлом, о войне…
Наговорившись, мужчины молча смотрели на прогуливающихся людей.
— Караганда строится, да?
— У меня тетя в горсовете, она говорит, скоро новый вокзал построят.
— Может, пройдемся, поближе к пруду?
— Что ты, там запах неприятный, городскую канализацию сливают. Не все, как видишь, в нашем городе обустроено, дел много.
— А я считаю, туалет должен быть во дворе, а не в доме.
— Ох, и дремучий ты, государство хочет, чтобы люди с удобствами жили.
Три часа как три минуты. И вот уже надо прощаться. Владимир вдруг заозирался, явно решая, говорить или нет.
— Канабек, может я ошибаюсь, но среди тех, кто отбывает срок в Карабасе, есть заключенный по фамилии Смагулов. Как думаешь, может это братишка твой или однофамилец?
— М-мой брат погиб на фронте, — бледнея, почти шепчет Канабек.
— Карлаг, знаешь, это не только Карабас и Долинка, он аж до Балхаша и
Джезказгана, народу уйма, так что не факт, что это твой брат, — вздыхает Владимир.
— А за что сидит этот Смагулов?
— Вроде бы, он был в плену у немцев.
— А за это сажают?
— У нас, брат, за что только не сажают. По случаю смерти Сталина амнистию объявили, куча народу выходит. И он, тоже.
— По амнистии, значит?
— Это вряд ли, по его статье. Скорей всего, отмотал, сколько должен. Мой совет тебе, ты глянь на него, уж родного брательника, всяко признаешь.
— Когда он выходит?
— В следующий вторник, с утра жди его у ворот. Ух, ежели это твой окажется, вот радости-то будет!
Канабек кивает, в глубокой задумчивости пожимает руку фронтовому товарищу и уходит, не оборачиваясь. Напрочь забыв, что собирался узнать о курсах киномехаников.
Во вторник, в десять утра, Канабек стоял у ворот тюрьмы, что на железнодорожной станции Карабас.
Набившие оскомину, воспоминания унесли его в лето двадцать первого года.
Анашым, в длинном платье, с белым платком, повязанным на голове, улыбаясь, спрашивает его:
— Кулным, тебе понравились абрикосы? Вкусные,
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
