Поэтому Клавдия-Анжела застыла в раздумье – и стояла так долго, Нестеров за это время успел дойти до клуба и уже стучал в дверь.
15
Стучал в дверь именно Нестеров.
Его впустили.
– Ну как? – спросил он.
– Всё так же.
– Ваше мнение, коллега? – поинтересовался Нестеров, увидев Вадика.
Тот решил, что в этом обращении заключена ирония, и защитился сугубой серьезностью и деловитостью.
– Я по другой специальности. Думаю, надо везти в больницу.
– А с зарплатой как быть? – воскликнул Юлюкин. Андрея Ильича заботило другое (хотя и зарплата заботила).
– Тут еще есть надежда, что очнется, – сказал он, – а в больницу попадешь... Знаем мы наши больницы! Пробуйте еще, Александр Юрьевич.
– Попытаюсь. Кстати, Андрей Ильич, покупку дома и участка у вас надо оформлять?
– Какого дома? Какого участка?
– Я хочу купить у вашей продавщицы, она уезжает.
– Кто уезжает? Клавдия? С каких это пор?
Нестеров пожал плечами.
– Ничего не понимаю. Ладно. Это потом. Действуйте.
Нестеров начал действовать.
Он встал напротив Льва Ильича и молча смотрел на него в упор. То ли от духоты, то ли от напряжения он весь взмок.
Но и по лицу Льва Ильича обильно тек пот. Глаза при этом были широко открыты и не мигали. Казалось, он играет в переглядки с Нестеровым.
Андрей Ильич прошептал:
– Он потеет – это хорошо?
– Не знаю, – сказал Вадик.
– Конечно, хорошо, – решил Юлюкин. – Плохо было бы, если бы захолодел.
– Отойти всем!.. – приказал вдруг Нестеров. – Или нет... Постойте здесь. Я сейчас.
И он стремительно ушел за кулисы.
– Куда это он? – растерялся Юлюкин.
– У человека свои методы... – с сомнением ответил Вадик.
А Нестеров за кулисами, закрыв глаза, тихо шептал:
– Всё в порядке. Всё отлично. Я всё могу и всё умею. Главное – держать себя в руках. В руках. Руки теплые и тяжелые. Тяжелые и теплые, трудно поднять... Очень трудно. Тяжелые и теплые руки. Правая рука становится совсем горячей. Поднимается. Ощущение покоя и равновесия...
Он поднял руку, поднес ладонь ко лбу – рука оказалась холодная и влажная. Ударив кулаком по стене, он постоял еще немного и вернулся.
– Извините... Придется отложить до утра.
– А нам что делать? – спросил Андрей Ильич. – Сейчас народ соберется у администрации, потом пойдет нас искать – и найдет! И что будет?
– Есть план! – сообразил Юлюкин. – Надо Льва Ильича спрятать вон там, за сценой. И сказать, что у него обострение язвы и он уехал в город на день-другой. Болезнь у человека, это они поймут.
– Тогда, может, и это поймут? – указал Вадик на Льва Ильича, имея в виду его состояние.
– Это не поймут, – со знанием дела сказал Юлюкин. – Увидят, скажут: живой, дышит, здесь присутствует – пусть выдает как хочет. Или заставят нас выдавать. Народ у нас иногда очень твердый...
Решили последовать его совету. Подняли Льва Ильича, довольно тяжелого, надо сказать, и, осторожно кантуя, потащили за кулисы. Там усадили в кресло.
– В окна могут увидеть, – указал Юлюкин на два больших окна, лишенные штор.
– Закрыть, – предложил Вадик и принес скатерть.
– На два окна не хватит, на одно – и то до половины. А больше ничего нет.
– Его закрыть, – уточнил Вадик.
Что ж, накрыли Льва Ильича. В таком виде он стал очень похож на памятник накануне торжественного явления публике.
Андрей Ильич распорядился:
– Дежурим по очереди: сначала Юлюкин, потом я, потом Вадик. Мне хоть немного сейчас поспать надо.
– Я тоже могу, – предложил Нестеров.
– Вам необходимо набраться сил, – отказался Андрей Ильич.
Отставив Юлюкина на дежурстве, они по одному расходились из клуба.
Но Нестеров успел издали расслышать, как Андрея Ильича кто-то всё же перехватил.
– Эй, начальство, почему администрация весь день закрыта? Зарплата где?
– Имей совесть, Лев Ильич заболел, в район уехал! Завтра будет. Или послезавтра...
– А машина-то его тут!
– Его на скорой увезли!
Нестеров отправился к Клавдии-Анжеле.
16
Он отправился к Клавдии-Анжеле, а мы заглянем к Мурзину, анисовскому электрику, который сидит в своем саду с другом Куропатовым и обсуждает текущие события, в том числе Нестерова.
– Подействовало вчера на тебя? – спросил Куропатов. – У меня что-то такое было, только я не понял что.
– А на меня – ноль! Я непрошибаемый! Это Верка моя, дурочка, в прошлый раз надеялась: пусть, говорит, он мне этот... ну, на ногах у женщин бывает... Целлюлоз, что ли... Ну не важно. Пусть, говорит, уберет он мне это.
– Убрал?
– Ага, жди! В голове он у нее что-то убрал. Там и так негусто было, а наступил полный вакуум. И сбежала в результате. Я, Миша, считаю, что внедрение в психику – очень опасная вещь. Между прочим, Советский Союз какую войну проиграл?
– Холодную.
– Психологическую, Миша! Не выдержал внедрения в мозги западной пропаганды! Так что ты к себе прислушайся, что у тебя внутри происходит.
– Да ничего не происходит, – махнул рукой Куропатов. – С ним самим что-то произошло, взял и упал!
– Я тебе и говорю: психика! Опасная вещь!
Куропатов глянул на улицу и согласился:
– Это точно.
Но имел он в виду не слова Мурзина, хоть и с ними был согласен. Под психикой он подразумевал приближавшегося к саду Володьку Стасова.
– Конкурент твой идет, – предупредил он Мурзина.
– Кто это?
– Володька Стасов.
Мурзин рассмеялся:
– Какой это конкурент? Пацан он еще. Мурзин в этом селе, говорю тебе без ложной скромности, вне конкуренции!
Володька вперся в сад без всякого уважения. И тут же начал кричать:
– Что, договорился с экстрасенсом, да? Сколько заплатил? Я спрашиваю!
– Ты бы не орал, Володь, – посоветовал Куропатов как старший товарищ.
– А ты шел бы домой! – грубо ответил Володька.
– Яйца курицу не учат! – резонно возразил Куропатов.
– Ну, будешь свидетелем! – и Володька опасно приблизился к Мурзину. Тот вскочил на ноги.
– Учти, я не против! Но ты объясни сначала! О чем я договаривался, с каким экстрасенсом?
