– словно свечу затушили. И в темноте – всё тот же голос сестры: «Видишь, Джек, всё разрешилось. Я всегда в тебя верила!» Она много еще чего говорила, но он уже не мог разобрать слов… Они доносились как будто издалека и с каждым словом делались тише и тише.
А потом вернулся инспектор и…
– Сэр, – негромко произнес он, остановившись в дверях, – зачем вы стреляли ему прямо в сердце? Неправильно это... Нехорошо.
Ридли поглядел на него, сдвинув брови.
– А невинных девушек убивать, по-твоему, хорошо? – с металлом в голосе вопросил он.
Джек замялся, не решаясь высказать, что скребла на душе, но все-таки пересилил себя:
– Так я не о том, – сказал он, – просто... судить его было надо... да вздернуть повыше. Чтобы прочувствовал... понял, что натворил… – подступившие слезы помешали ему договорить, и Джек шмыгнул носом, стыдясь своей слабости.
Взгляд инспектора Ридли смягчился, но голос не стал менее резким.
– Говоришь, вздернуть повыше? – Ридли с констеблем переглянулись. – Блаженный, как пить дать, блаженный, – вынес он твердый вердикт. – Где ж это видано, чтобы аристократа виселицей привечали? Мечтатель! – и он припечатал парнишку размашистым подзатыльником. Вроде как расписался в диагнозе. – Да этот твой Мейбери уже завтра собрал бы вещички и, либо укатил заграницу, либо – в худшем случае для него – отправился в ссылку в какую-то глушь вроде Австралии, где, возможно, продолжил бы убивать. – И наставительно, словно наивному пятилетке: – Нам эти снобы не по зубам, парень. Запомни это раз и навсегда! – Он постучал по лбу Джека согнутым пальцем. Тот дернул перемазанной сажей головой, чем вызвал кривую усмешку своего собеседника. – Всё, иди уже, поборник справедливости... – сказал он. – Глаза б мои тебя больше не видели. И вымойся, смотреть страшно! – донеслось в спину совсем сникшему Джеку.
Инспектор Ридли был прав: богатым сходило с рук кое-что и похуже. Хотя в глазах Джека ничего хуже убийства сестры быть не могло… Он любил ее, пусть нечасто демонстрировал это. И теперь, когда очень хотелось сказать, насколько она была ему дорога, Энни не было рядом… И не будет уже никогда.
Даже голос ее в голове сделался совсем тихим, должно быть, он начал его забывать.
«Не грусти».
День был ветреный, серый. Отраженные в Темзе свинцовые облака, казались оспинами на ее теле, покрытом мурашками мелких волн…
– Я не грущу, – отозвался он вслух, и слова унес ветерок. – Просто жаль, что не я всадил пулю в сердце мерзавца.
– Эй, парень! – окрик со стороны доков заставил его оглянулся.
На кричавшем была полицейская форма, и Джек узнал в нём констебля Дрискоула: крепко сложенный, под шесть футов ростом, он возвышался на пирсе, подобно силосной башне.
– Что надо? – недружелюбно откликнулся он. – Я ничего не натворил...
Констебль шагнул в его сторону, и парень попятился.
– Да не бойся ты, я даже не на дежурстве, – сказал Дрискоул и показал запястье левой руки. Повязки, действительно, не было, и это успокоило Джека.
Почти успокоило...
– Тогда чего хочешь? Говори и проваливай.
Забыть, как они с инспектором Ридли потешались над ним в доме Мейбери было непросто, стыд жёг раскаленным прутом.
Дрискоул понятливо хмыкнул и сообщил:
– Инспектор Ридли велит тебе явиться в управление не позднее трех часов дня. Сказал, чтобы ты подтер сопли и надел свое лучшее платье – вас ожидает аудиенция, – последнее слово он произнес по слогам, не сдержав насмешливой улыбки.
Джеку до зубовного скрежета захотелось съездить по его физиономии кулаком, стереть и эту улыбку, и довольство мнимого превосходства, которым констебль так и лучился.
– Что еще за аудиенция? – спросил он, и незнакомое слово вышло с заминкой. Разозлившись на себя самого, он припечатал в сердцах: – Не собираюсь я ни на какие… аудиенции.
Дрискоул хмыкнул:
– В таком случае инспектор велел передать, что знает, где ты живешь и легко устроит тебе «райскую» жизнь. Выбирай сам, приятель!
Джек скрипнул зубами и огрызнулся:
– Никакой я тебе ни приятель, шпик. А инспектор твой – сволочь…
– Так ему и сказать? – вскинул брови Дрискоул, продолжая лучиться улыбкой. Джек стиснул зубы. – Что ж, так я и думал, – произнес весельчак. – Передам, что к трем будешь!
Потом развернулся и пошагал прочь, насвистывая что-то под нос. Схватить бы комок грязи поаппетитней да запустить ему вслед, но Джек благоразумно решил, что лучше не нарываться.
Туалетный столик Джеку заменяла разболтанная стремянка... Он водрузил на неё тазик с водой, намереваясь хоть отчасти привести себя в должный вид, но боялся, что одной воды будет мало. Из небольшого осколка зеркала на него смотрел тощий парнишка с отросшими темно-русыми волосами, торчащими во все стороны, с перемазанными щеками и бледно-желтым пятном на весь лоб от едва сошедшего синяка... Вид у него был еще тот, и Джек впервые ощутил что-то вроде стыда за свою неказистую внешность.
Мыло щипалось, но он тщательно вымылся и пригладил пятерней свои волосы, оставшись в целом довольным результатом проделанной работы.
– Куда-то собрался? – полюбопытствовала мать, заметив, как он проходится щеткой по своим дырявым ботинкам. – Неужто на свидание с девушкой?
– Мааам, ну, какое свидание, а? – с укором протянул Джек. – Так, загляну кое-куда…
Миссис Огден понятливо улыбнулась, не допытываясь о большем. В конце концов, мальчик стал совсем взрослым – уже обогнал её в росте – да и умный не по годам, жаль некуда этот ум применить. На фабриках или шахтах ценятся ловкость рук, расторопность… И Джек бы не подкачал, да ей все мечталось о большем.
– Снесешь белье миссис Клифтон на Портагл-стрит? – спросила она.
Джек кивнул.
– Сделаю по дороге. – Подхватил приготовленную корзину и, смущенный, не глядя толком на мать, вышел за дверь.
Шагал, маневрируя между стайками детворы с птичьими клетками и лотками с жареной требухой, между точильщиками, собирателями мусора и девицами легкого поведения, слишком сильно погруженный в свои мысли, чтобы действительно замечать их. Привычная лондонская сутолока как будто подхватила его и понесла в сторону набережной, к Уайтхолл-Плейс отливной волной – Джек полностью отдался ей, гадая, что за таинственная аудиенция ожидает его впереди.
Заголосил мальчишка-газетчик:
– Загадочные ограбления в Мейфейре: кто станет следующей жертвой неуловимых преступников? – размахивал он утренним выпуском «Вестминстер Ревью». – Куда смотрит полиция? Богатые лорды
