мяса сильный запах. Вырезки из ягодиц Ямамото, вымоченные его сестрицей в молоке, оказались такими увесистыми, что в метаболическом синдроме Ямамото я больше не сомневалась. Оба куска я нарезала кубиками, положила в большую кастрюлю, сдобрила луком, тертым чесноком, имбирем — и поставила на огонь. Возможно, уже благодаря молоку никакого резкого запаха от этого мяса вроде бы не исходило. Но так или иначе, до момента, когда его можно будет проткнуть бамбуковой шпажкой, ему еще предстояло как следует провариться.
— Ну вот! — объявила я. — Теперь ждем до полной готовности. А пока — может, хоть как-то украсим гостиную?
Накрыв мясо серебристой фольгой, мы оставили его доходить на огне и переключились на интерьерный дизайн.
В центре комнаты поставили большое семейное котацу[10], а по бокам — два раскладных столика, которые принесла откуда-то мать. Гостиная была вполне просторной для жильца-одиночки, но когда в нее втиснули три стола подряд, сидеть стало почти совсем негде.
— Тесновато будет, но что поделаешь… — вздохнула мать.
— Да ладно! Гости будут то приходить, то уходить без конца, и все будет в порядке…
Сестрица принялась развешивать по стенам цветы и венки — так, как завещал Ямамото в своих рецептах. А вскоре уже и мясо разварилось как следует. Добавив к нему бульона, саке, соли и черного перца, я убавила огонь до предела — и потомила еще с полчаса.
Когда «пряная ляжка» была готова, мы приправили ее стебельками кресс-салата, сычуанским перцем, горчицей — и уже собирались выложить на большое блюдо, когда в прихожей запищал домофон.
— Входите, прошу вас! — отозвалась в микрофон сестра, кнопкой отпирая дверь подъезда внизу. До начала церемонии оставалось совсем чуть-чуть. Финальным аккордом я добавила в «пряную ляжку» немного цитрусовой кожуры.
К началу церемонии в доме Ямамото собралось столько народу, что не протолкнуться.
— Уж простите! Так неловко! Конечно, нам следовало найти зал попросторней! — извинялась мать, выставляя на стол откупоренные бутылки с красным вином.
— Икэтани-сан? Думаю, фрикадельки уже готовы! — окликнула меня сестра, продолжая колдовать над сковородкой с рагу. Кивнув, я схватила кастрюлю и потащила на стол.
— О! Фрикадельки с дайконом? — радостно загалдели гости, заглядывая в кастрюлю. — Потрясающе!
— Ю́дзу и пóндзу[11] на столах, господа! Будьте как дома! А это тертый дайкон, добавляйте сколько хотите…
— О! Икэтани? Так ты что же, готовить помогала? — окликнули меня коллеги.
— Да, так уж вышло… Угощайтесь!
— Ну спасибо!
И в этот миг сестрица вынесла к столу рагу с кешью.
— Простите, что заставила ждать… — с поклоном прощебетала она.
— Ого! — загалдели гости наперебой. — Значит, не только фрикадельки?
— Поразительно… Сколько вложено труда!
Глядя на их радостные улыбки, я гордилась собой. Вот эти улыбки, пожалуй, и хотел бы увидеть на своей церемонии жизни Ямамото. Такой он был человек. Хотел, чтобы все вокруг улыбались. А чтобы создать для его дегустации атмосферу настоящего праздника, мы сегодня и постарались на славу. Наверно, за всю историю человечества никого еще не поедали так вкусно и разнообразно, как нашего Ямамото по его же рецептам!
Едва тарелки у всех оказались наполнены, гости дружно захлопали.
— Ну что ж… Давайте начнем? — объявила сестра Ямамото. — Итадакимас!
Все, кто был в комнате, тут же сложили перед носом ладони, хором повторили: «Итадакима-а-ас!» — и приступили к трапезе.
— Икэтани-сан, а вы что же? Присоединяйтесь!
Я послушно присела на подушку в дальнем конце стола, положила себе в тарелку пару фрикаделек.
— О, Икэтани-сан? А я думала, вы не любите человечину! — удивленно воскликнула моя коллега чуть младше меня.
— Да есть-то люблю, — ответила я и взяла в руки палочки. — Просто желудок не всегда ее переваривает. Но сегодня на столе фрикадельки. Ими-то я и наемся!
Выудив из бульона дымящуюся фрикадельку, я отправила ее в рот и осторожно сомкнула челюсти. Ам-м! В одну секунду рот заполнился самыми разными вкусами, от цитрусового юдзу до ядреного дайкона. А затем проступил и вкус самого мяса — резче свинины или говядины, но все же не такого пахучего, как кабанина.
— А-а, г-горячо! — выдохнула я, перекатывая фрикадельку на языке. Возможно, благодаря нашим кулинарным стараниям никакого отторжения это мясо не вызывало. Хорошо перемолотое, оно просто таяло во рту. Ядреная редька придавала ему благородный акцент, а жесткий привкус так удачно сочетался с перцем и цитрусовой кислотой, что так и хотелось заедать это белым рисом. А от нежного фарша и жирного бульона с горчицей аппетит разыгрался уже не на шутку.
— Я всегда думала, человечину запивают красным. Но, похоже, сгодится и белое?
— Любое сгодится, только попроси! — радостно отозвалась мать Ямамото, разливая вино по бокалам.
Что говорить, та церемония жизни удалась на славу. Гости шли и шли, сменяя друг друга. Многие поднимались из-за стола парочками — и, взявшись за руки, удалялись, чтобы где-нибудь осемениться.
— Пойдем-ка, попробуем и мы…
— Ямамото-сан, спасибо за угощение!
А угощение расходилось на ура: каждый просил добавки, и мы снова и снова убегали на кухню, чтобы наполнить миски фрикадельками и овощами.
Люди, любившие Ямамото, поедали Ямамото, чтобы из энергии его жизни создавать новую жизнь…
В тот вечер мне, пожалуй, впервые удалось оценить, насколько церемония жизни прекрасна как ритуал. С трудом отрываясь от деликатесов в своей тарелке, я сновала между гостиной и кухней, подкладывая гостям все новые и новые порции Ямамото.
Вечер пролетел как чудесный сон, и, когда от угощения на столах не осталось ни кусочка, церемонию объявили закрытой.
Гости разошлись, и мы уже прибирали столы, когда сестра Ямамото подошла ко мне, держа в руках пару пластиковых контейнеров для еды.
— Икэтани-сан, вы сегодня нам так помогли! Пожалуйста, возьмите это с собой…
— Да что вы? Как мило!
В контейнерах, похоже, оказались рисовые колобки-ониги́ри и рагу Ямамото с кешью.
— Отложила для вас, пока все не съели! Не знала, какую начинку положить в онигири, так что добавила в рис обычный фарш… А то вы совсем закрутились, даже не поужинали как следует! Вот, хотя бы перекусите перед сном. Как говорится, чем богаты…
— Я очень тронута. Большое спасибо! — сказала я, принимая гостинцы. Еда в контейнерах уже остыла, но дразнящий аромат еще просачивался через плотно закрытые крышки.
Попрощавшись с матерью и сестрой Ямамото, я вышла на улицу. И вдруг подумала: а не устроить ли пикничок? Вот и закуска при мне. А главное — после такого перевозбуждения, как сегодня, быстро заснуть не получится все равно…
На земле вокруг многоэтажки поблескивали лужицы людского семени. Здорово будет, если сегодняшняя церемония поможет кому-нибудь осемениться, подумала я. Отчего-то мне казалось, будто жизнь Ямамото,
