купец переглянулись. Через мгновение на них обрушился град свежих фруктов, засахаренных фруктов и прочих сладостей со столика.
На крики вбежали двое телохранителей, а за ними Ласка и Вольф. Оба подумали об одном и том же. Пора переходить к запасному плану. И каждый ударил замершего перед ним телохранителя кулаком в висок.
Простейшее заклинание на отведение глаз не делает ведьму невидимой. Оно делает ведьму незаметной. Для того, на кого оно применено, пусть и для нескольких человек. Но не для тех, кто стоит за закрытой дверью. А когда кто-то ведьму заметил, она становится видимой для всех.
Конечно, телохранители главного евнуха сами евнухами не были. И видывали голых женщин немало. Но не столько, чтобы не замереть в удивлении, уставившись на Оксану.
Ласка и Вольф тоже много чего видели и на много что бы еще раз с удовольствием посмотрели, но не из-за широченных спин янычар. Поэтому первым делом с замахом и с проносом ударили обоих кулаками пониже правого уха. Да так и остались стоять, медленно опуская кулаки.
— Вы что, меня видите? — сообразила Оксана.
Ласка и Вольф молча кивнули. Евнух и купец тоже во все глаза смотрели на Оксану. Она схватила нижнюю рубашку и накинула через голову, путаясь в вороте и рукавах.
— Не меньше восьмидесяти, — сказал купец и скосил глаза на залитую шербетом бороду.
— Первому визирю пойдет, — сказал евнух и за неимением бороды посмотрел на растекающееся по одежде пятно цвета спелого персика.
— Веди нас к султану, или не сносить тебе головы, — сказал Ласка.
— Могу только в гарем отвести, но вас туда не пустят, — спокойно ответил евнух.
— Веди нас просто в третий двор. Посади на лавочку, а султану скажи, что пришел посланник Папы Римского за перстнем.
— Не врешь? — евнух скептически посмотрел на московита.
— Вот те крест! — Ласка перекрестился, и все засмеялись.
На лавочке долго сидеть не пришлось.
— Девица? — спросил султан Сулейман, еще не остановившись.
— Девица, — хором ответили все трое, вскочив.
— Из Крыма?
— Из Крыма.
— Как там Крым, на месте?
— Нет, русские его в Московию унесли, — ответила Оксана.
— Повернись-ка, красавица! — приказал Сулейман.
Оксана закружилась так, что подол взлетел до колен.
— Хороша. В гарем.
Султан не стал придирчиво осматривать подарок и торговаться. Плохой знак или хороший? Сравнить не с чем. Не хана же вспоминать.
— Забирайте, — Сулейман с усилием стащил с пальца перстень и протянул Ласке.
Ласка низко поклонился и принял перстень, вытянув перед собой обе ладони, сложенные чашечкой.
— Рады стараться, — сказал Ласка, выпрямившись.
— Обоих в янычары возьму, — сказал султан, — Не рядовыми.
— Со всем уважением откажусь, повелитель.
— Шпионами? Толмачами при посольстве? Гонцами?
— Не соблазняй нас, повелитель. Мы в долгах как в шелках, и то не долги кошелька, а долги чести. Нас и Папа ждет, и король Франциск, и император Карл, и король Сигизмунд Август. И ясновельможный пан Люциус. Да и дома заждались.
— Долги чести надо платить, святое дело. Как расплатитесь, заходите. Для смелых у меня всегда место найдется.
— Прощай, повелитель, — поклонился Ласка, а с ним и Вольф, — Не поминай лихом.
Ушли загадочные приключенцы, евнух увел в гарем девицу, а султан вызвал к себе третьего визиря, своего зятя Рустем-пашу.
— Как ты думаешь, зачем им этот перстень? — спросил султан.
— Не им, а Папе, — ответил визирь.
— Зачем этот перстень любым христианам? Православным, лютеранам, католикам? Они что, будут демонов вызывать именем Христа?
— Может быть, они хотят, чтобы перстня не было на нашей стороне? — предположил визирь.
— Он на нашей стороне не первую сотню лет лежит. Странствующий дервиш сказал мне, что если этот перстень побывает в Риме, то удача будет не на их стороне, а на нашей. Я тогда перстень из любопытства в сокровищнице взял. Померять. Перстень царя Соломона ведь кому попало не наденется. Года не прошло, как я его ношу, а кто-то уже узнал и на весь мир разнес.
— И нет у тебя больше перстня, повелитель.
— Да и не нужен. Не к лицу халифу всех правоверных демонов вызывать. Что носил я этот перстень, весь мир знает. Думаешь, зачем я его Папе отправил? За девицу?
— Девиц у нас и так полно. Не знаю, зачем.
— На удачу. Я бы мог отправить перстень в Рим с лазутчиком, если бы поверил дервишу. Мог бы с послом отправить, лично в руки Папе передать. Только, если речь об удаче такого уровня, то положено быть знаку от самого Аллаха. Вот, не прошло и полгода, как Аллах послал нам этих отчаянных странников как раз за перстнем.
— Но зачем тогда ты отправил их за девицей, повелитель? Мог бы сразу в Рим отправить.
— Если это знак Аллаха, то они вернутся. Если совпадение, то нет.
— Они вернулись.
— Значит, Аллах с нами. Сейчас подпишем мир с Венецией на море, этих мы уже победили. И начнем войну на суше в Венгрии. Наш вассал Янош Первый умер, да здравствует наш вассал Янош Второй. А Фердинанд Габсбург да не здравствует.
— Если они довезут перстень до Рима.
— Дай им самый быстрый корабль.
— Слушаюсь. А с девицей что делать?
— Про наложниц у визиря голова болеть не должна. С ней дальше пусть евнухи решают и Хюррем. Может быть, и разделю с ней ложе.
— Настолько ли она хороша, что стоила перстня?
— Да шайтан ее знает, — улыбнулся султан, — Мне знак от Аллаха нужен был, а не красотка. Наложниц у меня и так полный гарем.
Личная казна крымского хана, украденная на прощание Вольфом, позволила и заплатить греку за троих пассажиров до Истанбула, и рассчитаться за саблю, после чего даже осталось немного серебра, которое поменяли в Галате на венецианские монеты. Везти крымские акче в Рим глупо. Монетный двор хана уже начал понемногу портить монету, убавляя содержание серебра. В Крыму один османский акче шел по пять крымских, в Истанбуле уже по восемь, а в Риме за крымский акче дали бы только в морду.
Слуги визиря нашли «русского и немца» в Галате и предложили бесплатный проезд на самом быстром корабле до Рима. Как раз на днях посланник султана поедет по дипломатическим
