сел за письмо, где изложил своё предложение в отношении Александра. Закончить письмо ему что-то помешало, а потом он и вовсе одумался. Появились сомнения. Во-первых, отец у Исократа, оказывается, был мастеровым человеком, ремесленником – изготовителем флейт. Само по себе занятие не постыдное, но, увы, пригодное разве что рабу или вольноотпущеннику! Чему может научить царского наследника выходец из простого народа? К тому же Исократ чрезмерно увлекается сочинением воззваний к народам и царям – не только к Филиппу, не понимая, почему отмахиваются от его настырных поучений. Думается, Исократ слишком чистоплотен, думая о политике, он учит не только красноречию молодых людей, стремящихся занять важные посты в государственном управлении, но ещё добродетели, иначе – морали в политике. Насмешил! Разве политика совместима с добродетелью и моралью?
Пусть Исократ продолжает восхищать красноречием афинян и, основное, призывает греков не воевать с Македонией, верить в дружбу с Филиппом. А золотых монет для честного оратора, как и прочим друзьям царя в Афинах, жалеть он не будет.
* * *
В списке претендентов на роль наставника был ещё Спевсипп, ученик Платона. Филипп, по молодости, пересылал философу несколько своих сочинений, с просьбой оценить. Тогда и состоялось заочное знакомство. Не так давно царь написал ему, пригласил погостить, чтобы познакомиться поближе, но Спевсипп вежливо отказался, сославшись на занятость в Академии. Взамен себя неожиданно предложил своего ученика Евфрая. Как позже выяснилось, хотел от него избавиться. Филипп радушно принял гостя, но скоро заметил, что молодой человек более преуспел в интригах, нежели в философии. Евфрай быстро освоился при дворе, вначале втёрся в доверие к постаревшему царскому советнику Хабрию, потом потихоньку отодвинул его от Филиппа. То же самое попытался повторить с Антипатром, занять место первого советника, но царь остановил его. Убедившись, что Евфрай не подходит на роль учителя, Филипп продолжил поиск.
Аристотель
Первоначально об Аристотеле царь узнал случайно от Евфрая, когда тот в обычной своей манере сплетничал об учениках Платона. Из всего потока не всегда достойных сведений об Аристотеле Филипп узнал главное, что это самый неглупый из преподавателей Академии. Но у него масса отвратительных физических качеств и непокладистый характер.
– Что касается Аристотеля, – говорил царю Евфрай, – не скрою, его любят слушатели Академии, есть такие, кто превозносят его выше самого Платона. Но лично меня поражает его самоуверенность. Откуда он знает, чем заняты рыбы и как они спят, как и где проводят время? А чего стоят утверждения, будто моллюски-трубачи, да и вообще все панцирные не знают спаривания и что багрянки и трубачи – долгожители? Откуда ему знать, что самый продолжительный акт совокупления из всех живых существ у гадюки или что от вшей порождаются гниды и что есть червь, который превращается в гусеницу, а она сворачивается в кокон, из кокона же выходит бабочка?
Царь видел, как мясистое лицо Евфрая при этом взмокло, когда он это говорил. Глаза философа, казалось, извергали пламя ненависти, искреннего негодования.
– Вот ещё пример. Аристотель пишет, что люди хуже пчел, потому что пчелы соблюдают равенство, не меняют привычек и, никем не обучаемые, всегда копят добро. Но откуда он это взял, я спрашиваю? Он что, к ним в улей залезал и подсмотрел, что люди хуже и полны самомнением, как пчёлы мёдом? А в трактате «О долгожительстве» пишет, что видел муху, прожившую шесть или семь лет. С чего он так решил? Совы и ночные вороны, говорит, не могут видеть днем, они вылетают на охоту в темноте, но не на всю ночь, а с вечера, и глаза у них неодинаковые – у одних серые, у других чёрные, у третьих голубые. В то же время, заявляет он, что у людей глаза бывают самые разные, и от этого зависит характер человека. Еще он знает, как происходит спаривание у мягкокожих, панцирных, хрящевых и насекомых, у дельфина и у некоторых рыб. В одном из трудов написал, что существуют животные, имеющие руки, как у человека, но не люди, только кажущиеся быть таковыми, – это обезьяны. И есть животные, имеющие суставы, – это человек, осел, бык; другие их лишены – змеи, устрицы, прочие моллюски. Всё, царь, я устал перечислять измышления сына лекаря из Стагир.
– Он сын лекаря?
– Наверное. Я слышал, что после смерти отца Аристотель промотал наследство, служил наёмником, а затем, не добившись успеха, занялся торговлей снадобьями. Но и там ничем не отличился, отчего родственники прогнали его. Так он оказался в Афинах и пришёл к Платону. Тот записал его в свои ученики, а когда Аристотель, будучи не без способностей, развил в себе склонность к умозрению, стал оскорблять учителя недоверием к его учению. Тем и стал известен среди философов.
– Выходит, Аристотель – в Афинах известная личность? – задумчиво произнёс Филипп.
Имя Аристотеля неожиданно всплыло у него, когда получил письмо правителя Троады* Гермия. Троада, где основное население состояло из греческих переселенцев древних корней, находилась под протекторатом Персии, поэтому Гермий мечтал о самостоятельности, которую обещал царь Македонии. Для успешной войны с персами Филипп подыскивал удобный плацдарм, откуда можно выдвинуться к владениям персидских царей. А Троада по своему географическому положению идеально подходила для создания опорного пункта македонских войск. Между правителями завязалась тайная переписка, где они называли друг друга друзьями. В одном из писем Гермий написал: «Ты ищешь наставника сыну. Возьми Аристотеля Стагирита, не пожалеешь. Он лучший ученик Платона, он его очень ценил. Аристотель сейчас у меня, с моего разрешения занимается реформированием государственного устройства Троады. Женат на моей племяннице, есть дочь».
Это письмо Филипп получил больше года назад. Переписка внезапно оборвалась, а потом в Пеллу пришла дурная весть. По доносу Гермия заподозрили в измене персидскому царю и предали мученической смерти. Аристотель спешно покинул Троаду и поселился на Лесбосе. Но самое удивительное для Филиппа оказалось то, что память вернула ему картины детства! Он вспомнил, что лекарем у царя Аминты, его отца, долгое время служил Никомах, а у него был сын… Аристотель. Возрастом они были почти ровесниками – сын лекаря немного старше, – поэтому они общались в совместных детских играх. После смерти царя Аминты македонский престол занял Пердикка, старший брат Филиппа, он отправил его, двенадцатилетнего подростка, заложником в Фивы на шесть лет. Никомах с семьёй вернулся в Стагиры, откуда уже после его смерти Аристотель перебрался в Афины ради учёбы в Академии Платона.
После небольших раздумий у Филиппа не оставалось сомнений: философ и преподаватель самого престижного учебного заведения, обладавший обширными научными знаниями, как никто другой подходил
