Книга Полихромный ноктюрн - Ислав Доре

— Пусть болтают, ряженный, пусть болтают. Скажите им: «всё это был… устроенный Воронами магический спектакль хоривщины». Да, годится. А прислугу отправьте, как это говорится, на заслуженный отдых, бросьте в «Колодец». Пусть получают свой кусок хлеба по верёвке. Но сперва… им следует отмыть здесь всё. Не выношу грязь. Сосёт под ложечкой, но…как бы…в обратную сторону. Когда закончат, наймите новых воинов ведра и тряпки. Кто-то же должен поддерживать чистоту в усадьбе, — ГОПМ не отводил взгляда от желеподобного, как ему виделось, недоразумения с круглым брюхом. — Что-то вы притихли. Уж не вспоминаете ли своего шестипалого брата? Его же тоже когда-то бросили в «Колодец». О! Пяточки Шихи, прошу прощения. Вам наверняка больно вспоминать о нём. Вас же вместе с ним забраковали, определили в Кильмиоры. А, вспомнил. Всё случилось… как раз после того, как до вас стали доноситься тревожные слухи, правильно? Вермунды, настоящие волки, а не эти два хохлатых питохуя, могли поддержать его. Ведь именно в нём видели достойного лидера. Можно сказать, чуяли вожака.

— Гвардейцы не поддержали бы предателя, — прошипел Тэттор. — Вот спросите у этих двоих. Они всё подтвердят.

— Вижу, память отказывает вам. Вы же сами протаскивали их в ряды вермундов для таких случаев. Но даже при этом поддавались паранойе и продолжали разыгрывать сцену. Ведь и у стен есть уши, не правда ли? А я говорил про настоящих и неподкупных. Вам стоит пить больше ежевичного сока, а то выпивка совсем превратила вашу медузу в ситечко. В маленькое такое ситечко. Его без проблем можно раздавить одной рукой прямо сейчас.

— Больше не повторится, — проблеял вдруг осознавший собственную оплошность. Ему не стоило использовать такие уловки в разговоре со столичным охотником.

Фель никак не отреагировал, а продолжил свою мысль:

— Тогда удивительная удача оказалась на вашей стороне. Именно вам, «Полуглобусу», удалось найти доказательства участия вашего брата в том инциденте. Поразительно ловко раскрыли заговор. Если бы не предоставили бумаги и показания того пьяницы, который пытался пить из перевёрнутого стакана, то сейчас во главе был бы он. И знаете, некоторые, особо впечатлительные, называют его «носителем духа Лиодхау». Такому были бы рады. «Бургомистр Оренктона Рэмтор Кильмиор, Шестипалый носитель духа Лиодхау». Долго, но звучит. В Серекарде его назвали бы: «БОРКШЛ». Болтуны, да сами сказители, наверное, вспотели бы от восторга.

— Рэмтор не был верен Министерству, — гордо выдул человек-голова-ситечко, надув щёки под выпученными глазами. — Он подвергал сомнениям правильность пути, который избрал достопочтенный Наместник Садоник для нашего Государства. Удержать Империю — вот смысл. Все провинции должны быть едины. Только так…дойти до заветного Моста. А ещё…а ещё этот выродок считал Жертву Сахелана не более чем пагубными сказками. В результате справедливость всё-таки восторжествовала, и он понёс наказание. Поганый изменник.

— Босые пяточки Шихи! Да он же был ужасным человеком. Наверняка ещё ратовал за нейтральность Межутков. Ну, знаете эти свободные земли между границами провинций. Где находят свою обитель всякие головорезы, уродцы да обыкновенные люди, желающие дышать полной грудью. Вы стали героем, когда остановили этого зверя. Ведь при нём же Оренктон растоптал бы Министерские запреты. Ещё бы начали углубляться в науки, а там, глядишь, и умения лекарей возросли бы. Вдруг смертность бы уменьшилась. Какой кошмар, верно? Но кому это надо, верно? Бы-бы-бы… — с ужасом восхитился мужчина в пенсне. — На такую реакцию надеялись? — короткая пауза вытачивали из его лица саму серьёзность.

— Я не смею надеяться на подобную похвалу. Мне достаточно признания столицей моего положения в городе.

— Да, это определённо была похвала. И никак иначе. Молодец-огурец, так держать.

— Кстати, господин Фель, на счёт положения, а когда найдём старшего наследника, что нам с ним делать?

— Если чудо вновь произойдёт, и вы его найдёте, то поступайте с ним, как пожелаете. Хоть на цепь посадите в своих покоях для развлечения. Вы наверняка мечтаете превратить благородную в ручного зверька, чтобы испытать высшее удовольствие от превосходства. Прошу прощения, благородного. Оговорился, — безразлично признал ошибку Фель.

«Безымянный предмет» поднялся до уровня глиняного чайника с кипящей водой — начал исходить слюной, мечтая о подобном исходе. Спустя череду мгновений всё же возразил: — Наследник может стать важной политической фигурой. Очень важной политической фигурой. Он имеет значимость не только в Оренктоне, но и во всём Вентрааль. Без него может начаться вражда внутри привилегированного сословия. Кто-нибудь из них точно попытается занять место Ванригтен. И уже молчу про шахты. Единство Оринга будет под угрозой, барон не упустит момента воспользоваться возможностью, попытается урвать кусок влияния…

Фель плавно поднял руку и, схватив того за лицо, прошептал: — Опомнись. Я не какой-то клерк. Меня политика не интересует. Я не занимаюсь ни шантажом, ни подкупом, ни насаживанием людей на крючки идей… как каких-нибудь червей. Я служу Министру Садонику и своё дело знаю. И сейчас займусь тем, что у меня получается лучше всего. Охотой и устрашением. А ты делай, что тебе велят, никчёмный чиновничек без чести и достоинства. И да, я передумал. Тронешь его — надую как жабу.

2. Театр и его представление

Старинные часы, сделанные на заказ для далёкой ветви родового древа, звонко пробили полдень. Рог протрубил, зазвенели колокола. Четверо вернулись из тёмного лабиринта в главный зал. Ряженные вермунды сразу приступили к выполнению поручений. В подобном деле промедление — недопустимая роскошь. Слухи разлетаются быстрее проносящегося над полем ветра. Такой ветер способен разнести множество зёрен в умы людей, и мало кто сможет угадать, что из них прорастет. А бургомистр, справившись с дрожью в своём теле и болью в бедре, поспешил к лимну «Широкая глотка». Глашатай нужным образом расскажет людям о налёте на усадьбу Ванригтен. Сказанное из его уст мастерски поставит защитное клеймо в умы жителей Оренктона. Слова выжгут необходимую правду, удержат её форму. Все дальнейшие попытки поставить под сомнение громко представленную действительность, по крайней мере, без использования хитрости, обречены столкнуться с резкими всплесками отрицания, пускающего по щекам волны ярости.

ГОПМ смотрел на герб. На нём солнечная ромашка, её лепестки (всего двадцать один) выпускали лучики света во все стороны. Наглядное подтверждение чистоты помыслов этого Дома. Правда, любители поиска скрытых смыслов всё не оставляли надежду разглядеть корни, грезили найти тайное послание, узнать секреты истории. Тот случай, когда чистота настораживала.

Под гербом — те самые часы долгожители, чьи стрелки не решались сделать ни единого шага. Золотые пальцы робко дрожали, сопротивлялись не только своему механизму, но и времени вообще. Когда всё-таки сдвинулись, господин