— Тогда какого черта я здесь? К тому времени я опубликовала семь или восемь книг и не видела будущего. Я отчаянно хваталась за любую соломинку.
— Это вполне объяснимо, но вряд ли правильно.
— Да. Еще там говорили: у тебя должен быть свой сайт, и рассылка, и баннеры; ты должна ездить повсюду, даже за свой счет; должна сама общаться с продавцами, должна, должна, должна. И я повелась на это. Решила, что так и надо. И пока не поняла, что у меня есть своя система — никакой системы, — я не написала ни одного слова за четыре месяца. Так что я сама виновата. Мне сказали, а я поверила. Я больше не слушаю подобную чепуху. Но почему с этими людьми я всегда чувствую себя такой дурой, такой косноязычной? Такой… непрофессиональной?
— Я бы сказал, что вы стремитесь общаться с властными, самоуверенными людьми, такими, как ваша мать. Мы оба знаем, что это так, Маргарет.
Теперь она вытирала салфеткой глаза.
— Я знаю, знаю. Побеждает тот, кто говорит громче и увереннее других. Правы они или не правы — они побеждают, даже когда вы знаете, что они не правы. Я помню. Потому и не могу смотреть «Перекрестный огонь». Видели там парня, который закрывал глаза, когда начинал говорить? Улыбался и закрывал глаза, не смотрел ни на кого и ни на что. Помните его? Меня он просто бесит. Никогда не доверяй тому, кто улыбается, когда говорит. Я не шучу. Эта улыбка означает — я, мол, такой умный, а ты несчастный придурок. А испорченный богатенький сынок, маленький лорд Фаунтлерой[5]с галстуком-бабочкой? Господи, да он…
— Вы снова ушли от темы, Маргарет.
— Да, — она повесила голову. — Что-то я часто отвлекаюсь. — Мэгги скатала салфетку в шарик, не глядя бросила ее в корзину и достала еще три салфетки. — Я не могу поехать. Не вижу смысла. Там же будет полным-полно этих людей, и все намерены добраться до меня. Даже и подумать не могут, что я все еще пишу любовные романы. Что мне делать с этим состоянием?
— В самом деле, Маргарет, что вам делать? Не ездите туда. Спрячьтесь дома. Не встречайтесь с Каролиной.
— С Вирджинией, — всхлипнула Мэгги, вытирая нос.
— Да, конечно, с Вирджинией. Но речь не об этом. Не надо ехать. Останьтесь дома. Откажитесь от встречи со старыми друзьями, от славной компании лишь потому, что, возможно — возможно, — там будет несколько неприятных вам людей. Сколько их, Маргарет? Три, пять, десять? А сколько там всего народу?
Мэгги призадумалась.
— Не знаю. Это в Нью-Йорке, значит, конференция будет большая. Может быть, полторы тысячи. Из них человек двести ненормальных. Но с моей способностью притягивать разных придурков лучше не буду рисковать.
— Опять же, вполне логично, вы защищаетесь. Пусть они победят.
Мэгги, смотревшая на свои руки, медленно подняла глаза на доктора Боба и усмехнулась.
— О, это так… психотерапевтично с вашей стороны.
— Ну да, — улыбнулся доктор Боб. — Я учился этому на факультете психологии. Вам нравится?
— Нет, не нравится. Вы хотите, чтобы я верила в себя, выпустила себя на свободу, встретилась лицом к лицу с такими людьми, как ГиТЛЭРовцы, но я не могу этого сделать. Почему я должна добровольно ехать туда, где мне так неприятно?
— Опять верно. Вы чувствуете себя скованно рядом с людьми уверенными, шумными, властными. Вы, словно чревовещатель, прячетесь за своими остроумными и саркастичными персонажами, которые живут так, как хотелось бы жить вам. Но зачем избегать только этой конференции, только этих людей? Где-то в горах Кэтскиллс есть пещеры, там можно отлично спрятаться ото всех и каждого.
— Мне нужно закурить, — тихо произнесла Мэгги, но он услышал ее.
— Да, бросить никак не получается, а, Маргарет? Когда вы зашли, от вашей одежды пахло табаком.
— Нет, не пахло. Я завязала две недели назад. Просто нашла новые духи, которые пахнут табаком. Я так людям мозги пудрю.
Доктор Боб похлопал в ладоши.
— Так вот оно что! Блестяще, Маргарет! Видите? Когда вас что-то цепляет — хотя ваше пристрастие к никотину меня озадачивает, — вы способны поднять голову и выразить свое мнение. Почти рассвирепеть. Возможно — возможно, — участники ГиТЛЭР устрашают вас лишь потому, что не настолько вас цепляют, чтобы вам захотелось высунуться из раковины и помериться с ними силами. Когда вам не все равно, моя дорогая, вы такая же грозная, как ваше творение Сен-Жюст. Иногда вам стоит лишь применить то, что вы с таким мастерством излагаете на бумаге, и сказать те слова, которые у вас на уме. Нельзя же бесконечно жить через своего заместителя, Сен-Жюста.
— Вы хотите, чтобы я поехала?
— Я никогда не стану принуждать вас к чему бы то ни было, Маргарет.
— Да, правда, — Мэгги ссутулилась. — Кажется, мне надо сходить в магазин.
— Хотите купить новые наряды, Маргарет? Прекрасно.
— Хочу купить сигареты, доктор, — сказала Мэгги и улыбнулась.
Такие рестораны вроде как стояли, так и стоят, но при этом совершенно преображаются. Еще недавно стены этого ресторана были темно-бордовыми с нарисованными сценами охоты. Сегодня он выглядел как сад. Пластиковые плющи взбираются по белым деревянным решеткам кабинок, персонал ходит в зеленых широких штанах, белых майках и с розовыми гвоздичками. Нью-Йорк умеет поднять рухлядь на новый уровень — после чего поднять на нее цены.
Мэгги проследовала за официантом через лабиринт к столу, за которым ждала Табита Лейтон.
— Привет, Табби, я не опоздала? — спросила Мэгги и, не дожидаясь помощи официанта, уселась в белое кресло.
— В общем, нет. У тебя взволнованный вид. Что-то случилось? Надеюсь, это не имеет отношения к новой книге?
Здесь требуется сказать несколько слов о Табите Лейтон. Блондинка, из тех женщин, которые, кажется, никогда не сидят на месте, даже если сидят; которые носят шарфы и умеют их повязывать. Собственно говоря, Табита — литературный агент Мэгги.
Табби (в очередной раз) разошлась с мужем, бродвейским продюсером, пьяницей и бабником. Она предпочитает называть это кризисом среднего возраста (который длится у него уже пятнадцать лет). Табби вышвырнула его, прочитав рукопись одной из своих новых авторес. Книга называлась «Очнитесь, леди! Вы окажетесь подстилкой, если ляжете». Не исключено, что на следующей неделе, прочитав рукопись со счастливым концом, она позовет Дэвида обратно, свято веря, что за это время он изменился.
Если бы Мэгги описывала свою подругу и агента, она, прежде всего, представила бы себе помесь Мартины Стюарт, и Джорджа Стейнбреннера[6], и чуть-чуть Солнышка Мэри[7], поскольку Табби достаточно умна, чтобы не показывать Стейнбреннера.
