Старуха прыгнула с места, в длинном выпаде пытаясь достать меня ножом. Мой второй фантом беззвучно лопнул, и теперь уже я-настоящая с размаху ударила ее каблуком в живот. Старуху швырнуло на столик, она хряпнулась об стекло, из груди вырвался хриплый стон…
За окном вспыхнуло неистовое мельтешением огней, окутав жилистую фигуру в черном безумным многоцветным ореолом. Вокруг встрепанных седых волос полыхнуло алое-зеленое-синее-желтое-бирюзовое марево…
Фантом! Фантом! Три меня ринулись к бабке сквозь безумствующие тени…
Настоящая я с размаху напоролась на сдвоенный удар каблуками.
Будто бык лягнул! Меня отшвырнуло к двери, в груди вспыхнула лютая боль.
— Да… д-дамы! — проблеял коммивояжер, торопливо сгребая артефакты в саквояж.
Старуха перекатилась со столика прямиком на него, вдавливая беднягу в кресло, оттолкнулась и прыгнула…
Я поднырнула под ней, с разгона боднув Торвальдсона головой. Саквояж грюкнул, коммивояжер взвизгнул, старуха впечаталась каблуками в пол.
Плохо-плохо-плохо… В вихре черных юбок старуха поворачивалась ко мне. Из расстегнувшегося ворота платья, разбрызгивая серебряные искры, вывалился защитный артефакт.
Ой, как плохо-то!
— Эй, вы там что, вагон разбираете? — в стенку нашего отделения постучали.
— Они… — попытался пискнуть Торвальдсон.
Старуха метнула нож. Я только и успела, что отмахнуться — отбитый в сторону клинок с лязгом упал на столик… мы со старухой ринулись к нему вдвоем.
Она успела первой, схватилась за рукоять… Я навалилась ей на спину, всей грудью ощутив прочные ребра корсета под пропотевшим сукном. За шею, пальцами под ворот, схватиться за цепочку и откинуться назад, упираясь каблуками в пол и натягивая цепочку весом всего тела.
Я почувствовала как звенья врезались в ее худое жилистое горло. Под кожей словно перекатилось что-то, старуха успела до предела напрячь мускулы шеи, но я тянула. На миг мы словно зависли: я, подавшись назад, и она, грудью навалившись на край столика и судорожно нашаривая нож… И вдруг она сама рванулась вперед, разрезая об цепь кожу на шее. Ее пальцы сомкнулись на рукояти, перекинули нож в обратный хват… и она ударила назад. Не выпуская цепочки я качнулась в сторону… заточенное острие вспороло плотный рукав. Плечо словно облизало холодом, а потом коротко и резко вспыхнула боль.
— А! — цепочка в моих руках с тугим — банг! — лопнула.
Старуха рухнула грудью на столик и… с размаху мазнула выпачканным в моей крови лезвием по стеклу. И тут же прижала к нему руку с простеньким неприметным колечком.
Плохо-плохо-плохо!
Равномерный гул Междумирья превратился в пронзительный вой!
— Не беспокоиться… Пристегнуться… Обычная турбулентность… — сквозь завывания пробилось хриплое карканье громкоговорителя.
Чтоб ты еще понимал! Там, где печатка на старухином кольце соприкоснулась с моей кровью, вспыхнуло разноцветие огней. За их прозрачными переливами мерно колыхались сгустки тьмы, и плыли в сплошном круговороте гладкие овалы лиц. Непроницаемое для демонов Междумирья стекло начало рассыпаться прозрачными крошками, вспыхивающими многоцветьем огней, как драгоценные камни. Дохнуло лютым холодом, по стенам стремительно побежали серебряные узоры, и в щель в стекле тонкой клубящейся струйкой начала сочиться тьма.
В отражении еще видно было как расширились глаза старухи, она схватилась рукой за шею и отчаянно завизжала, даже перекрывая на миг вой Междумирья.
Я подхватила ее за щиколотки — и толкнула вперед. Не переставая верещать, она скользнула грудью по столику и врезалась лицом в стекло.
— Дзанг! — его прочертила паутина трещин, они вспыхнули разноцветными огнями, и стекло разлетелось осколками. Старуха вывалилась во тьму Междумирья.
На краткий миг она зависла на фоне всепоглощающей черноты: седые космы дыбом, юбки колоколом, руки-ноги отчаянно молотят пустоту…
Сгустки тьмы, похожие на раскачивающиеся на ветру черные простыни, вскипели водоворотами и пустые лица ринулись к ней со всех сторон, закручивая старуху в кокон черноты. Если крик и был, его сожрало Междумирье.
— Бегом, бегом! — я выхватила у оцепеневшего Торвальдсона саквояж с артефактами, ухватила его самого за шиворот… заартачиться — брошу сразу!
Но он только взвизгнул истошно и ринулся к двери, округлым пузиком выбив меня в коридор как ядро из пушки. Меня швырнуло на отделанную полированным деревом стену, я едва успела развернуться и… с грохотом захлопнула раздвижную дверь перед ринувшейся сквозь окно тварью. Защелкнула замок и принялась лепить на стекло и косяк артефакты из саквояжа.
Глава 5. Прорыв!!!
Активировать! Активировать! Активировать! Саквояж был набит плотно, артефакты с тугим чвяканьем липли к косякам, символы тускло вспыхивали… слишком тускло! Сил у меня и без того капля, а после драки и тех почти не осталось. Последний артефакт едва заметно пыхнул, и я налепила его на стекло двери — прямиком на приникшую с той стороны безглазую морду. Сверлящий уши визг перешел в глубокий, протяжный, даже мелодичный звон. Точно колокол мерно тянул:
— Бооооооооооооооо…
Поезд принялся вилять, как змея, вагон тряхнуло, меня швырнуло от стенки к стенке.
— Стюардам проверить ваго… Сохраня… Споко… Ничего опасн… — продолжал захлебываться громкоговоритель.
Коммивояжера не было — сбежал. Надеюсь, навстречу стюардам. Приведет подмогу? Ненадежно. Вагон снова тряхнуло, я ухватилась за ручку, дверь купе откатилась в сторону. На меня недоуменно воззрилась пожилая пара.
— Прорыв! Быстро идите в другой конец вагона!
— Прорыв? Какой еще прорыв? — ахнула полненькая старушка, всплеснув руками.
Э, нет, господа, уговаривать я не буду. Я последние несколько минут вообще сильно недолюбливаю старушек! Я метнулась к следующей двери.
— Дорогая, что хотела та девушка? — донесся из купе громкий, как обычно у глухих, голос старика.
— Говорит, какой-то прорыв! — проорала в ответ его супруга.
Я рванула следующую дверь. Даже сдвоенное купе было тесновато для южного семейства. На одном диванчике, плотно обжав пышные юбки по ногам, втиснулись четверо дочерей, на другом чуть вольготнее расположились отец семейства с женой и старшей барышней с малышом на руках.
— Что вам угодно? — высокомерно воззрился на меня отец семейства.
Мой взгляд заметался между ними. Дети. Расчет шансов. Старшая, восемнадцатилетняя: сама бежать может, ребенка донести тоже может. Но это не максимальный шанс.
Как морковку из грядки я выдернула с диванчика вторую сестру, лет пятнадцати. Ее юбка раскрылась, как зонт, заняв половину купе. Такие юбки надо запретить законом!
Сунула ошеломленной девчонке за корсаж сорванный с убийцы амулет, а в руки — младшего брата.
