Вот она, счастье моей жизни». Неподвижное лицо молчит и продолжает улыбаться. Но сын разговаривает с ней. Он слышит, что она отвечает ему. "Благословляешься ли ты нас, матушка?", – спрашивает он фотографию. «Благословляю», – отвечает она, то ли с высоты своих Небес, то ли со дна его сознания. «Поднимись, дорогая», – говорит он невесте и помогает встать на ноги. Держа за здоровую руку, жених надевает кольцо на её безымянный палец. Потом вручает в руки второе. Прежняя ОНА бросила бы эту побрякушку психопату в лицо, схватила нож для свадебного торта и вонзила ему в грудь. И била бы, била, пока он не превратиться в кровавое месиво. Но больше нет прежней ЕЁ. Та девушка ушла. Куда-то далеко. Лишь безвольное тело осталось в этом грязном мире. В этом мрачном доме. Тело, наполненное немой пустотой повинуется, надевает кольцо на его палец, принимая этого человека в мужья. «Вот и всё», – говорит он, и его теплые губы прильнули к её губам. И это находит отклик внутри неё. Дикий вопль ужаса и боли доносится откуда-то из глубины. Значит ОНА ещё где-то тут. Но ОНА обречена. Матушкино благословление стало приговором. И сейчас он медленно, по садистски, приводился в исполнение.
Вместе держа в своих руках нож они резали праздничный торт. Он вновь кормил её с ложечки. Наливал ей вина. Что-то подобное представляют в своих мечтах девочки о своей идеальной свадьбе. Что-то подобное когда-то представляла она. Но теперь это настоящий кошмар. Теперь не было ни его, ни её. Были только ОНИ. Новобрачные. Он нёс теперь уже жену на руках в свою комнату. Начиналась их первая брачная ночь.
Та ночь была ясная и холодная. Наконец-то тучи освободили чёрное небо, уступив место далёким звёздам. Лишь их свет освещал эту спальню. На ней из одежды осталась лишь фата. И петля на шее. Будто на поводке, она была привязана к кровати своего мужа. Всего лишь кукла. Почти как живая. Но пустая. Пока он скидывал с себя одежду и укладывал свою новую жену на брачное ложе, на другом конце города, в полицейском участке раздался телефонный звонок. Неизвестный голос, чьей личностью даже не успели поинтересоваться, сообщил местонахождение того самого маньяка похитителя, что разыскивается уже не первый год. Сообщив адрес, некто повесил трубку таксофона обратно на рычаг.
«Они идут за тобой, сынок» – сказала ему мама. Бежать было поздно. Да и некуда. Он слышал звук ломающейся входной двери. Он слышал топот десятков ног, поднимающихся по лестнице. С диким шумов вооруженный отряд быстрого реагирования ворвался в спальню, светя множеством фонариков ему в лицо. И что же они видели? Обнаженную разыскиваемую девушку. Бездыханную. С затянутой на шее петлей. Человека с пустым взглядом рядом с ней. И наполовину опустошённый стакан с водой на прикроватном столике. Из него мгновением ранее он запил капсулу цианида, что лежала здесь со дня смерти матери. Сердцебиение этого человека остановилось ещё до того, как его успели заковать в наручники.
Обычно я не вмешиваюсь в ваши дела. Но нечто заставило в этот раз мою руку потянуться к телефонной трубкой. Нечто. Сострадание? Может всё-таки я заразился им от вас за эти неисчислимые годы. В любом случае, я стоял недалеко от того дома и видел, как из него выносят два мёртвых тела. Одно из них некогда было вместилищем невинной души. Хотя имеет ли место объективность таком понятии невинности? Каждый из вас живет в своём мире. И в каждом из них существуют свои границы дозволенного. Свои рамки приемлемого. У этого парня они тоже были, но сильно разнились с вашими. Поэтому вы прозвали его монстром. И да, были правы. Он им был. Каким бы не выглядел его извращенный и тёмный мир, для него он был обыденным. Так скажите же мне, не назовёт ли в итоге монстром кто-нибудь вас?
Часть V
Sen morto
Они называют его Мостом самоубийц. Все уже так привыкли к этому названию, что никто не помнит, как же он именуется на самом деле. Старый городской мост, соединяющий две половины парка, разделённого протекающей насквозь рекой. Многие разочаровавшиеся в своей жизни нашли покой на дне этой реки, путь на которое начинался с перил этого моста. Моста самоубийц. Я люблю здесь бывать после захода солнца. Тут спокойно и так тихо. И самое главное – безлюдно. Эти суеверные считают, что по ночам на мосту слышаться стоны тех, кто когда-то сгинул в этих водах. Но мёртвые спокойны. Как и река в безветренную погоду.
Сегодня прохладно. Я вижу, как идёт пар изо рта этой девушки. Она меня не замечает. Что ж, посмотрю, что будет дальше. Судя по её расстроенному виду и мокрому от слёз лицу, она пришла сюда в эту ночь не за острыми ощущениями и уж точно не для того, для чего и я. Девушка всхлипывает носом, утирает ладонью мокрые щеки и нерешительно подходит к краю моста, положив руки на перила. Я читаю сомнение на её лице. Наверняка его было меньше на пути сюда. Но теперь, когда Смерть так близко, что достаточно протянуть руку… Однако она решительнее, чем кажется. Девушка перекидывает через перила сначала одну ногу, потом вторую. Тем не менее, она всё ещё здесь, наверху. Просто сидит и смотрит вниз. Этот последний шаг самый сложный. Но много времени для принятия решения ей не потребовалось. Она делает глубокий вздох и…
– Плохой день? – Спрашиваю я.
Она вздрагивает от неожиданности и резко поворачивает голову в мою сторону. Так резко, что, кажется, я слышал хруст шейных позвонков. Пару мгновений она смотрит на меня тёмно-зелёными глазами, в которых читаются испуг и замешательство.
– Плохая жизнь. – Отвечает наконец.
– Жизнь не может быть плохой. – Говорю ей я. Подхожу ближе и сажусь рядом, так же свесив ноги с края моста. – Это просто явление. Как гроза, только более длительное. Плохи людские поступки. Ты ведь не хочешь обрывать свою жизнь, просто пытаешься убежать от этих поступков и их результатов. Но поверь, там внизу ты вряд ли найдёшь спасение.
– Тогда что же я там найду, по-вашему?
– Много холодной воды и пару-тройку тех, кого я не остановил, как сейчас тебя.
Из её рта вырывается короткий печальный смешок, сопровожденный очередным клубом пара.
– Видимо суицид нынче в моде. – Говорит она, продолжая грустно улыбаться.
– Да. Люди что-то совсем размякли. Пытаются сбежать от проблем, вместо того, чтобы их как-то решать.
– А если решения нет?
– Оно всегда есть. Оно может выглядеть, как наихудший вариант
