точно не запомнишь этой короткой встречи. Ниже фотографии следовало описание. Имя, фамилия. Где и когда примерно пропала. Куда обратиться, если располагаете какой-либо информацией о девушке. Я сорвал это объявление о пропаже с одного из городских столбов. Там оно провисело уже ни один день. Таких, по всему этому небольшому городку, было расклеено ещё множество. Наверняка этим занимались её родители, друзья, может бойфренд, если таковой у неё был. И все они хотели знать, где же сейчас дорогая им девочка. Но знала об этом только она сама. И ещё кое-кто, вышедший в эту минуту из магазина с полным пакетом продуктов, что находились в его ежедневном списке.
Возможно, встретив их на улице вдвоём, кто-то из вас сказал бы: «Какая хорошая пара». Но на улице вы их не встретите. Они не любят выходить в свет. А точнее – он не любит…
Каждое утро, на протяжении последних недель, первые лучи восходящего солнца пробивались сквозь маленькое грязное окошко подвала и светили ей в глаза сквозь закрытые веки, недвусмысленное давая понять, что пора просыпаться. Спать на этом продавленном затёртом матрасе с каждым днём становилось всё холоднее и холоднее, в зависимости от понижения температуры снаружи. Всё-таки на дворе уже глубокая осень. Но выбор был невелик. Даже сменить один угол подвала на другой не представлялось возможным. Цепь наручников была удлинена несколькими звеньями, но не настолько, чтобы далеко отойти от той металлической трубы, к которой прикован другой их конец. Вторая, свободная, рука сегодня болела не так сильно. Или она просто уже привыкла к боли. Кое-как замотанный бинт почти сполз с руки этой ночью, пока она спала. С рукой всё было в порядке, пока однажды он не спустился в подвал и не заметил, как его гостья пытается этой рукой избавиться от кляпа во рту, ремешок которого крепился на затылке. Пара ударов молотком избавила девушку от этой глупой идеи. Все пальцы, за исключением большого, на левой руке оказались сломаны. Нельзя же было бросить даму в таком плачевном положении. Он перебинтовал ей пальцы и ладонь, вроде туго. Скорее всего, кости срастутся неправильно. Ну, да ладно. Пусть будет ей уроком.
Просыпался он в то же время, что и она, почти с первыми лучами солнца. Девушка слышала, как он там, наверху, поднимается с кровати. Сперва идёт в туалет. Звук смывающейся в унитазе воды. Затем топот ног направляется на кухню. Он готовит завтрак. Ей всегда в первую очередь. Через некоторое количество минут дверь в подвал со скрипом отворяется. Он спускается по лестнице с подносом в руках и привычной фразой: «Доброе утро, милая». Подойдя, парень опускался рядом с ней на колени, ставил поднос на пол и освобождал её рот от ненавистного неудобного кляпа. Это было приятное чувство, свести обе челюсти вместе. Хотя нижняя с каждом днём слушалась всё хуже. Жевать твёрдую пищу сейчас девушке вряд ли удастся. Как и выдавливать из себя звуки. Хотя пытаться делать это точно не стоило. Хозяин дома ясно дал понять, что подобная инициатива здесь не приветствуется. Кормил он её всегда сам, с ложечки, словно малое дитя. И лицо его в этот момент было такое же довольное и счастливое, как у родителя, которому успешно удаётся попотчевать своё чадо. На завтрак обычно была каша. Вроде овсяная. И чай с долькой лимона. Чаем он её тоже поил с ложечки. Покончив с кормлением, незнакомец целовал свою избранницу в щёку, помещал кляп обратно и говорил: «До скорой встречи, милая». Уходя с подносом в руках, стоя уже на пороге, перед тем, как закрыть дверь, он всегда кидал ещё одну, всегда одну и ту же фразу: «Скоро это закончится. Совсем скоро».
Но это «скоро» не наступало. Уже долгое время. Что оно могло значить? Спасение? Или наоборот? Он знал.
Каждый день он заходил в спальню покойной матери. Любящий сын не трогал там ничего с самого дня её смерти. Даже протирая пыль, был предельно осторожен, боясь сдвинуть какой-либо предмет с его законного места. Для него это был музей. Музей, который, подобно совершению ритуала, он посещал ежедневно. Возможно, в надежде встретить там свою мать. Больную, не покидающую свою кровать, но живую. В надежде получить от неё совет. Ведь эта мудрая женщина всегда хорошо знала, как её сыну будет лучше. Но она была мертва. Вот уже много лет. А её голос у него в голове был лишь эхом. Эхом прошлого.
Лишь иногда он позволял себе прикасаться к её вещам. Это был особый случай. В назначенный день он открывал двери старого матушкиного шкафа. Оттуда сын доставал её свадебное платье, которое она за всю свою жизнь надела единожды, выходя замуж за его отца. Много лет минуло с тех пор, но платье по сей день оставалось белым и прекрасным. Оно идеально подойдет его невесте. Так же, как подошло нескольким прошлым. Он не помнил о них. Или не хотел помнить. В любом случае, близкие люди этих девушек, семьи и друзья, больше никогда их не видели.
Сегодня он счастлив Завтра тот самый день. Завтра у них свадьба.
Он уже представляет, как будет прекрасная его невеста в этом платье. Жаль, матушка не увидит всего этого. И не порадуется за сына. Но наверняка она где-то Там. И всё видит Оттуда. В этот сомнений у него не было. С самого раннего детства, когда мальчик только начал понимать, что ему говорят, он слышал от матери: «Однажды меня не станет, дорогой. Но это не значит, что я покину тебя. Я всегда буду смотреть на тебя, Оттуда». Такая у неё была поговорка. Она повторяла её весь остаток жизни, с момента рождения сына. Повторяла при любом случае, ругала ли она своё дитя, поучала ли или хвалила. Теперь, в чём он был уверен наверняка, так это в том, что любимая мамочка рядом, хоть и не так, как раньше. Иногда она даже разговаривала с ним. Когда он засыпал. «Сынок», – говорила она, – «я очень хочу, чтобы ты был счастлив, хочу видеть тебя с девушкой, которую ты любишь… Но ты выбрал невероятно опасный путь. Пожалуйста, будь осторожен. Не позволь им найти тебя. Иначе они тебя никогда не отпустят».
«Не позволю, мамочка» – говорил он, уже проснувшись, в тишину и пустоту тёмной комнаты. Он хороший сын, он всегда им был.
Рука болела жутко, каждый сломанный палец был эпицентром боли. Нижняя челюсть перестала ощущаться, будто её и не было вовсе. Наручники стёрли запястье
