подслеповато щурился и поглядывал на меня с нарочитой отеческой любовью.
— Как жаль, что твоя мать тебя не видит, — в какой-то момент произнес он. — Ты так на нее похожа. — Я кивнула, пряча глаза. — Келла тоже не дожила до этого дня. А ты неожиданно быстро расцвела.
Седовласый мужчина с грустью продолжал смотреть на меня.
— Келла? — спросил блондин.
Мне, кстати, тоже было интересно, кто это такая.
— Моя сестра. Она воспитывала Эмму почти с рождения, но буквально полгода назад ушла на встречу с Мильфеей и Лимой. Эмма очень переживала ее потерю. И в последние месяцы часто впадала из крайности в крайность. Юность — непростое время, а на долю моей девочки выпало такое испытание. — Он сокрушенно покачал головой. — Знаете, я даже рад, что она потеряла память. Боль от утраты толкала ее на слишком необдуманные поступки, — и взглянул на генерала, явно намекая, что то ожерелье я порвала именно по этой причине.
— О да, очень жаль, — склонили головы мужчины.
— А что будет, когда память к Эмме вернется? — спросил генерал, поглядывая то на меня, то на отца.
Я же, наконец, поняла, почему изменения в девушке все восприняли так спокойно: хорошо ее знала только ее тетя, которая и сдерживала ее капризный характер. А когда женщины не стало, Эмму понесло. И, думаю, ссылалась она при этом на неослабевающую боль от утраты. Вернее, избегала наказания, ссылаясь на нее.
— Думаю, моя дочь уже на многое будет смотреть иначе и не повторит прошлых ошибок…
Похоже, именно к этой фразе отец и вел разговор все это время.
Уголок рта генерала дернулся, словно он сдержал скептическую ухмылку.
Что ж, я его хорошо понимала. Ну да ладно, мне же проще.
— Эмма, а что скажете вы? — внезапно обратился он ко мне, глядя прямо в глаза.
И было в этом взгляде что-то такое, что чуть не заставило меня во всем сознаться, будто он и так уже все знает и только ждет, когда я сама все расскажу. Опасный, очень опасный для меня мужчина.
С трудом удалось отвести взгляд, и я ответила.
— Боюсь, я могу сейчас отвечать только за себя теперешнюю. Что будет, когда я вспомню прошлую жизнь, и вспомню ли… — я снова посмотрела на него, — не знаю.
Несколько долгих секунд он пристально в меня вглядывался.
— Вы сильно изменились после потери памяти, — признал он. — Взгляд, манера держаться, даже цвет ваших глаз стар ярче, как и вы сама…
Ой-ой, что-то беседа сворачивает куда-то не туда!
— Надеюсь, это комплимент? — выгнула я бровь.
Мужчина вглядывался в меня несколько секунд, заставляя сердце трепыхаться в груди испуганной птичкой, и улыбнулся:
— Несомненно.
Как же хорошо, что к этому моменту обед подошел к концу, и мне не нужно было что-то жевать, изображая аппетит — в горло ничего бы лезло.
И только я выдохнула, как мачеха устроила мне новой потрясение:
— Давайте пройдем в гостиную, там нам накроют послеобеденный кофе, а Эмма развлечет нас своим пением. У нее замечательный голос!
— Боюсь, я не помню никаких песен, — хмуро ответила я, глядя на любезно протянутую мне руку генерала.
— Ничего, нам споет госпожа Эльна, — пророкотал мужчина, глядя на меня и ожидая, когда я вложу в его ладонь свою.
А я внезапно струсила. Странное ощущение рядом с мужчиной, который просто хочет тебе помочь встать. Взгляд генерала стал насмешливым, а я себя одернула и положила пальцы на его руку, показавшуюся огромной. От соприкосновения нашей кожи меня словно ударило током. Рука дрогнула, и я почти ее одернула, но пальцы мужчины сомкнулись на моих, а улыбка сделалась хищной.
— Не бойтесь, Эмма, я не кусаюсь, — тихо сказал он, наклонив голову.
— Я в этом не уверена, — так же тихо ответила я.
А мужчина внезапно рассмеялся:
— Какая вы недоверчивая…
Глава 7.2
Голос у мачехи оказался довольно приятным. Аккомпанировал ей на пианино сам сын наместника, и мачеха, кажется, была счастлива и старалась изо всех сил. Песня и музыка мне даже понравились, но сосредоточиться на них не получалось. Генерал сидел рядом на диванчике, и я периодически ощущала на себе его задумчивый взгляд.
— Знаете, когда у вас на лице нет недовольного выражения, вы удивительно красивы, — внезапно сделал он мне неоднозначный комплимент.
Я посмотрела ему в глаза. И какой ответ он хотел услышать? «Спасибо за комплимент, но он такой же слабенький, как ваши потуги его сделать»?
— Я слышала, вы хороший военачальник…
— Да, так говорят. — Генерал смотрел на меня с интересом.
— То есть со стратегией и тактикой вы хорошо знакомы. — Он кивнул. — Тогда почему вы не используете эти навыки в общении с женщинами?
— Это тонкий намек, что я не умею делать комплименты? — усмехнулся.
— Разве он тонкий? — вздернула я брови.
В глазах мужчины заплясали смешинки.
— Я крайне редко делаю женщинам комплименты, не наработал навык.
— Вы предлагаете мне сейчас возгордиться? — Я скептически выгнула бровь.
На этот раз он промолчал, продолжая странно меня разглядывать. Это нервировало.
В зал вошел слуга, который остановился на пороге в ожидании окончания песни. В руках он сжимал белую карточку. Такие обычно присылают со слугой, чтобы выразить почтение или пригласить в гости.
Наконец, песня стихла, слуга подошел к мачехе и передал карточку ей. Прочитав написанное, женщина растерянно посмотрела на отца:
— Соседи хотят нанести нам визит…
— Так пригласи их завтра на чай. В чем проблема?
— Женера эн Рунеж пишет, что только что узнала, что лекарь разрешил визиты к Эмме, и не хочет терять и минуты, чтобы удостовериться, что с ней действительно все хорошо. — Мачеха обвела всех собравшихся извиняющимся взглядом.
— Тогда… зови. Не будем заставлять соседей ждать.
Отец чуть нахмурился, но больше ничем не выдал своего недовольства.
Послеобеденное время вообще считается здесь временем отдыха хозяев, и визиты в такой час совершались
