– Надеюсь, страдает! – припечатала женщина. – Я его горой придавила, до следующего Нового года не выберется. А вы не могли заниматься этим своим сексом в родовом замке? Гляньте на них, нашли тоже кого стесняться. Да я нарушала общественную мораль до того, как люди придумали слово «мораль»! Зато хоть не чувствовала бы себя брошенной и всеми покинутой в тупом квадратном километре резного льда! Разве я вам помешала бы?
Ответа, по-моему, не требовалось, если она даже сюда без стука ворвалась. Теперь я наконец-то осознала единственный недостаток Снегура – на такую свекровь не каждая отчаянная душа согласится. И она такими глазами уставилась на меня, что колени затряслись. Ее сын опомнился:
– Мам, это Оля. Вы ведь не успели познакомиться? И нам с Олей теперь не хочется возвращаться к вам, сама должна понимать. В гости будем заглядывать.
Она молча мерила меня леденящим душу взглядом. Я не придумала ничего лучше, кроме как сказать:
– Может, рассольника хотите? – вспомнила и совсем расстроилась: – О черт, он же как раз опять закончился. Тогда выпьем горячего чая? А вам вообще можно горячее? – я застопорилась, так и не определившись с обращением, но потом решила задать самую высокую планку: – Ваше величество.
И вдруг она плавно махнула рукой, а неожиданные слова произнесла с тем же равнодушием:
– К чему этот официоз, Оля? Зови меня по имени!
Я вкрадчиво поинтересовалась:
– А то самое имя не подскажете?
– Королева, конечно! Да уж, невестка попалась не из самых одаренных…
Я попыталась не усмехнуться. Трудно вообразить, какое при таком имени может быть отчество. Королева направилась на мою кухоньку, осматриваясь:
– У меня спецдиета, потому я угостилась бы оливье.
– О, как раз осталось с новогодней ночи! – обрадовалась я хоть какому-то прорыву. – Вы присаживайтесь!
– Ну ладно, – она презрительно осмотрела старый табурет. – Воцарюсь на этом троне, а ты пока все о себе рассказывай, я сгораю от любопытства. Похоже, ты великолепная хозяйка, раз смогла без помощи магии приготовить оливье?
У меня щеки зарделись от смеси эмоций: радости от похвалы, недоумения и остатков смущения.
– Я много чего готовить умею! И картошечку жареную, и макарошки…
Она перебила – как будто горло мне ледяной стрелой проткнула:
– А вот хвастаться не надо, Оля. Все-то она умеет, видите ли, – Королева скривилась в сторону. – Я, может, тоже макарошки умею, просто никогда не пробовала. Но ладно, высокомерие ценю, потому сочту за плюс.
Снегура ее вторжение, кажется, вообще не беспокоило. Он уперся плечом в проем и с расслабленной улыбкой слушал наш разговор, вообще не напрягаясь и не вмешиваясь. Я же места себе не находила. И вопрос мой был совсем неуместен, но он вырывался наружу:
– То есть вы… одобряете?
– Что одобряю? – она свела брови. – Ваши отношения? Тебя? Да я бы уже даже осиновое бревно одобрила, если бы мой сын был любителем природы. А тут живая человеческая самка, которую только магией оснастить – и на пару тысячелетий хватит. Я же мать, Оля, а любая мать хочет одного.
– Счастья для своего сына? – поняла я.
Но, видимо, не угадала, поскольку она ответила почти презрительно:
– Какое мне дело до вашего счастья? Но маленьких снеговичков понянчить не откажусь! А то от Снегуриты не дождёшься – то у неё карьера, то борьба за экологию, то борьба с экологами, что бизнес давят, то «мне и восьмисот не исполнилось, часики еще не тикают». Они там на Аляске все отмороженные?
Вопрос был адресован мне, пришлось ответить:
– Понятия не имею.
Но Королева продолжала сокрушаться:
– Дети вообще не понимают, что часики не у них должны тикать, а у молодых и все еще прекрасных бабушек! Эх, как же давно мы с моим Морозищем о таком счастье мечтаем… Он же воплощение доброты, которого столько людей «дедом» называют. Только представьте, каким ужасающе заботливым он станет дедушкой. Меня заранее тошнит.
Я сглотнула, не вполне уверенная, что в ближайшие тысячу лет захочу рожать именно снеговичков. Но кто знает? Особенно если они на их папу похожими будут. Я с этой мыслью на Снегура и глянула, заодно не забыла прокричать от нового приступа паники. Когда-нибудь начну привыкать, но пока воплощающийся в моей прихожей Дед Мороз вызывал лишь страх и трепет.
– Уже откопался? – заметила его и Королева. – Ты с годами становишься все быстрее.
Мужчина недовольно попыхтел в бороду и в нее же что-то пробурчал.
– Что ты там мямлишь? – заинтересовалась его супруга.
– Изняться шел, – просопел он, резко вдохнул и повторил громче: – Извиняться пришел! Без тебя, родной моей стервозины, сердце на место так и не встает. У меня ж работа такая – всему миру любовь дарить, а без лада с тобой ничего не получается.
Королева вытянулась прямо на табуретке вверх, она не улыбалась, но в глазах заплескалось довольство. И в голосе появилась капля теплоты, хотя, конечно, лучше на этом внимание не акцентировать:
– То есть признаешь, что был не прав? – она делала вид, что очень заинтересована разглядыванием кухонной плиты.
– Честно говоря, я признаю, что даже не помню, почему мы поссорились, – выдал он и спешно добавил: – Но я был очень в том деле неправ! До сих пор стыдно!
Королева поднялась на ноги и царственно поплыла к мужу мимо бесшумно смеющегося сына. Дед Мороз наконец-то заметил и меня, а то был сосредоточен на собственных переживаниях:
– А я тебя помню, девица со странными шутками! О, гребучий холодец, неужели можно начинать ждать маленьких снеговичков?!
Ему подпрыгнуть от восторга не позволила супруга, которая как раз на излете его поймала и растворила обоих в воздухе. Мириться, наверное, спешат.
Я некоторое время рассматривала пустую прихожую, потирая висок.
– Снегур, я очень рада, что ближе познакомилась с твоей семьей, но менее странными они выглядеть не стали.
– Это потому, что ты еще с остальной родней не общалась! – ответил он из-за спины. – Чего только дядя Кощей стоит. Мои в сравнении тебе покажутся приличными людьми.
Я содрогнулась и хотела переспросить, а кого еще мне предстоит встретить в этом адском заповеднике, но вдруг вспомнила:
– Письмо! Мы ведь забыли про письмо Коле! Верни отца, пусть он вдохнет в конверт любовь!
Но Снегур обнял меня сзади и подтолкнул к дивану:
– Уверен, нам и самим хватит. Неужто ты ее не чувствуешь? У меня любовь уже даже из ушей торчит, разве ты ее не видишь?
Признание в любви я засчитала, но вот ее передача бумаге показалась мне нелепым занятием. Мы, глядя друг другу в глаза, по очереди подышали внутрь конверта. Сомневаюсь, что именно у меня хоть какой-то результат получился – меня же еще не оснастили обещанной магией.