— Просто он любит развлекаться. Наверно, так и надо.
— Да, он очень веселый, — согласилась Рошель. Анна за окном ругался как извозчик и подскакивал каждый раз, когда капля тока попадала ему на руку.
— А куда мы едем? — спросил Анжель.
— Он хочет потанцевать. Мне, правда, больше хотелось бы в кино.
— Просто Анна предпочитает видеть то, что делает, — сказал Анжель.
— О! — сказала Рошель. — Вы не должны так говорить!
— Простите.
Рошель зарделась, и Анжель пожалел о своем двусмысленном замечании.
— Анна хороший парень, — сказал он. — Это мой лучший друг.
— Вы давно его знаете? — спросила Рошель.
— Мы знакомы пять лет.
— Вы такие разные.
— Да... Но мы прекрасно ладим.
— А он... — Рошель запнулась и снова покраснела.
— Почему вы боитесь спросить? Что-то не совсем приличное?
— Да, — сказала Рошель. — Ужасно глупо. Это, конечно, не мое дело.
— Так вот вы о чем! Я вам скажу. Да, Анна всегда пользовался успехом у девушек.
— Он очень красивый... — тихо проговорила Рошель. Больше она ничего не спросила и повернулась вперед, потому что Анна уже огибал машину, чтобы сесть за руль. Он открыл дверцу.
— Надеюсь, будет держаться, — сказал он. — Протекает не сильно, но с давлением что-то не так. Я перезарядил аккумуляторы.
— Вряд ли потянут, — заметил Анжель.
— И на кой черт у этой девчонки такие уши? — снова возмутился Анна.
— А кто тебя заставлял дурака валять? — сказал Анжель.
— В самом деле, — поддержала его Рошель и засмеялась.
— Вот смехота! — сказал Анна и тоже засмеялся. Злиться он уже перестал. Машина рванула с места, но вскоре снова остановилась: улица упиралась в тупик и не желала идти дальше. Впрочем, они уже приехали.
Это был танцклуб ценителей настоящей музыки, где они собирались в тесном кругу потрясти конечностями. Анна танцевал из рук вон плохо; Анжель всегда страдал, видя, как тот выбивается из ритма, и не смотрел, если друг танцевал с Рошель.
Клуб находился в подвале. Туда, извиваясь, вела белая лестница, спуститься по которой без риска для жизни можно было только держась за канат. Канат от частого пользования до такой степени сплющился, что превратился в плющ и на нем приходилось ежемесячно остригать листья. Помещение было местами обито медью, кое-где были вмонтированы иллюминаторы.
Первой спустилась Рошель; за ней Анна. Анжель выступал в роли замыкающего, чтобы идущим позади долго не мыкаться. Бывало, кто-нибудь зазевается и забудет замкнуть шествие; тогда гарсон натыкался на него, падал и разбивал себе физиономию, потому что за подносом ни черта не видел.
Где-то на полпути к подвалу они почувствовали сердцебиение ударных инструментов. Когда спустились еще ниже, в уши им хлынули звуки кларнета и трубы; звуки лились, подталкивая и подгоняя друг друга, развивая в гонке бешеную скорость. У подножия лестницы уже различимы были шарканье подошв, шуршание трущихся тел, сдавленные смешки и заливистый хохот, смачные отрыжки, пылкие перебранки, звон бокалов, плеск и шипение газировки. Все это составляло типичную атмосферу более чем приличного бара. Анна поискал глазами свободный столик и указал на него Рошель. Девушка пробилась к цели первая. Анжель — последним. Они заказали крепкого, мужественного портвейна.
По причине стабильности уховых ощущений музыка не смолкала ни на минуту. Анна дождался нежно-томительного блюза и пригласил Рошель. Многие из танцующих расселись по своим местам, испытывая неодолимое отвращение к медленным танцам. Только убогие извращенцы повскакивали из-за столиков, потому что мелодия напоминала им танго. Они к месту и не к месту выделывали всевозможные па, чередуя их с классическим вывихиванием завзятых танцоров. Анна относил себя к числу последних. Анжель поглядел на танцующих не более двух секунд и отвел глаза, борясь с тошнотой. Анна с ходу выбился из ритма, Рошель, нимало не смущаясь, следовала всем его движениям.
Потом они вернулись к столику, и настал черед Анжеля пригласить Рошель. Она улыбнулась, сказала «да» и встала. Оркестр опять играл медленную мелодию.
— Где вы познакомились с Анной? — спросил Анжель.
— Совсем недавно, — ответила девушка.
— Пару месяцев назад, если не ошибаюсь?
— Да, — сказала Рошель, — на одной вечеринке.
— Может быть, вам неприятно об этом говорить? — спросил Анжель.
— Мне нравится говорить о нем.
Анжель мало знал Рошель, но ее слова причинили ему боль. Он не мог бы толком объяснить почему. Всякий раз, как он встречал красивую девушку, его охватывало желание обладать ею. Иметь на нее права. Но Анна был его другом.
— Он замечательный парень, — сказал Анжель. — И очень одаренный.
— Я это сразу заметила, — кивнула Рошель. — У него обалденные глаза и красивая машина.
— В Школе[13]он в два счета справлялся с тем, над чем другие бились часами.
— Да, он очень сильный, — сказала Рошель. — И много занимается спортом.
— За три года он ни разу не завалил ни одного экзамена.
— И к тому же он так здорово танцует.
Анжель пытался ее вести, но она, казалось, была исполнена решимости танцевать не в такт. Пришлось ему отстраниться и предоставить ей чудить в одиночку.
— У него есть только один недостаток, — продолжал Анжель.
— Да, но это не страшно.
— Он мог бы от него избавиться.
— Ему нужно, чтобы кто-нибудь о нем заботился. Чтобы кто-нибудь всегда был рядом.
— Возможно, вы правы. Но около него всегда есть кто-нибудь.
— Я бы не хотела, чтобы рядом было много людей, — задумчиво произнесла Рошель. — Только верные друзья. Вот вы, например.
— А я верный друг?
— Вы... Хотелось бы быть сестрой такого человека, как вы. Именно сестрой.
Анжель потупился. После ее слов от иллюзий не осталось и следа — ведь он не умел улыбаться так, как Анна. Это была главная причина. Рошель продолжала танцевать не в такт и с наслаждением слушала музыку. Все танцующие слушали музыку. Было жарко и накурено. Ноты пробирались меж скрюченных серых дымков над умирающими в пепельницах окурками. А пепельницы рекламировали фирму «Дюпон», что на улице Отфёй, и представляли собой в уменьшенном виде судна, утки и другие приспособления для лежачих больных.
— А вы чем занимаетесь? — спросил Анжель.
— Как это, чем я занимаюсь?
