епархии. В области ведется работа по открытию заброшенных и оскверненных церквей, в которые направляются новые священники. В праздники вокруг храмов совершаются торжественные крестные ходы. Среди верующих распространяют церковную литературу. В проповедях священники говорят об исповедании веры, о неосновательности притязаний обновленцев, о необходимости христианского воспитания детей, при этом они достаточно резко высказываются о советской власти. Их деятельность не остается без внимания священноначалия: в 1938 году священник Николай Логинов становится протоиереем, священник Николай Пшеничников и иеромонах Димитрий (Пьяных) награждаются наперсными крестами, И.В.Симонов получает грамоту от местоблюстителя. Священник Николай Пшеничников утверждается благочинным храмов Пермской области.
Благодаря деятельности иеромонаха Димитрия и иеросхимонаха Андроника в Перми наладилась и монашеская жизнь. В нижнем этаже Успенской церкви постоянно находятся монашествующие, которые исповедуются и советуются с отцом Димитрием и отцом Андроником. Они посещают монашествующих, исповедуют их, организуют тайные моления о здравии и о упокоении репрессированных священнослужителей; имеют тайные контакты с архимандритом Таврионом (Батозским), бывшим послушником епископа Павлина и сподвижником отца Андроника, который жил в Калуге и часто приезжал в Пермь; беседуют с прихожанами, помогая людям не терять веру.
«Не смущайся, раб Божий, все надо терпеть, все искушения и огорчения, только не надо духом падать», — говорил отец Андроник своему собрату.
Их деятельность никак не могла устраивать власти, которые были прекрасно осведомлены о делах служителей Успенской церкви: ее староста И.В.Симонов был завербован органами и работал в качестве осведомителя под кличкой «Ухтомский». В 1938 году в Пермском гор-отделе НКВД была заведена агентурная разработка под названием «Калужане» — из-за связи с архимандритом Таврионом. Также их называли павлиновцами как последователей и единомышленников архиепископа Павлина. В июле-августе 1939 года все активные церковные деятели были арестованы, обвинены в антисоветской деятельности и отправлены в лагеря. Все они были реабилитированы в 1989 году.
Второе заключение. Колыма
Отец Андроник был арестован 17 июля 1939 года. До мая 1940-го его держали в пермской тюрьме, постоянно допрашивали. Допросы были разные: дневные, ночные, двухчасовые, десятичасовые. Ему угрожали, его мучили. Поставят к стенке и начинают стрелять — мимо, запугивая. Следователь кричал на него: «Я тебя убью»; однажды сорвал крест и бросил его в печь. Отец Андроник сказал: «Что ты делаешь? Меня крестили, мне дала мать крестик, а ты срываешь». Но на допросах его не били и бранными словами в его присутствии не ругались. Лишь однажды вошел какой-то верзила и сказал следователю: «Сколько ты будешь возиться с этим стариком?» — и ударил отца Андроника так, что тот потерял сознание. Очнулся он в больнице и на вопросы отвечал, что ударился о камень. Как-то привели старца в большую комнату с раскаленной печкой и сказали: «Ну, Лукаш, садись на печку». Отец Андроник спросил: «Как, разуваться? Босым лезть?» Его удержали: «Пока подожди». Эту историю отец Андроник впоследствии рассказывал с юмором. В другой раз раздели до нижнего белья, вывели в коридор, где стояли ящики, огромные, в человеческий рост, и заперли его в таком ящике в страшный мороз. Старец думал, что замерзнет и умрет, но в последний момент ящик открыли и его вывели под руки — сам он идти уже не мог.
Его допрашивали, требуя сообщить о действиях «антисоветской группы» старокладбищенской церкви. Добивались прежде всего признания своей вины и показаний против других членов «группы». Поначалу он признавал, что в церкви читались проповеди, в которых верующих наставляли ходить в церковь, воспитывать детей в христианском духе, не работать в церковные праздники (все это интерпретировалось следствием как антисоветская агитация), но отказывался подтверждать свое участие в антисоветской деятельности. Называл имена сподвижников по старокладбищенской церкви (которые и так были всем известны, к тому же они уже были арестованы), сообщая о них общеизвестные сведения и не добавляя ничего нового: «Священник Николай Пшеничников… Знаю как священника… Со мной беседовал, но прежде всего он интересовался, кто я, откуда прибыл… беседы об усилении религии и вовлечении населения к церкви не было, я не помню». «Пьяных Дмитрий Васильевич. Иеромонах, священник… Я два-три месяца жил с ним на одной квартире… Разговоров с Пьяных у меня не было, он был очень занят на службе, возвращался домой поздно или совсем не приходил, а если был дома, то время проводил за книгой и со мной не разговаривал». Периодически ему зачитывали чьи-то показания, из которых (вероятно, также и от самих заключенных) он узнавал, что те или иные факты следствию известны, так что, видимо, был вынужден их признавать, однако ничего нового он к ним не добавлял. Например, на допросе 15 октября сообщил: «Летом 1939 года… приезжал из Калуги архимандрит Батозский Таврион. Но он очень торопился на поезд и поэтому ко мне на квартиру не заходил, только встретились в нижней церкви, несколько минут поговорили и разошлись… Он мне сказал, что едет в какой-то город недалеко от Перми, но я забыл, не помню, а по каким делам, не могу знать» — и т. п.
По протоколам последующих допросов иной раз может создаться впечатление, что отец Андроник признавал антисоветскую деятельность своих товарищей и лишь открещивался от своего участия в ней, что может показаться соблазнительным. Так, в протоколе допроса от 20 октября 1939 года можно прочитать такие слова обвиняемого Лукаша с его подписью: «Священники старокладбищенской церкви города Перми действительно занимались пропагандой среди населения против советской власти и для этой цели использовали каждый удобный случай; так, например, они в церкви проводили общие исповеди, а фактически это не исповедь, просто контрреволюционный митинг в более конспиративной форме, они говорили и призывали население на то, чтобы детей воспитывать в религиозном духе, и учили, заставляли посещать Божий храм, чтобы в праздничные дни (религиозные праздники) не выходили на работу, что это большой грех перед Богом, и просто запугивали тем, что кто этого не сделает, будет отвечать на том свете перед Богом… Собирали тайное собрание каких-то двадцаток, но я на этом собрании не участвовал и поэтому не знаю, какие обсуждались там вопросы».
Однако, на наш взгляд, если вчитаться внимательнее, поведение отца Андроника на допросах вовсе не выглядит соблазнительным.
Во-первых, по сути он лишь признает те же факты, что и прежде. И уже следствие называет это «антисоветской деятельностью» и записывает показания на своем языке. Ничего нового к этим фактам отец Андроник не добавляет. Например, на нелепое обвинение, что священники крестили детей в одной воде с целью распространения инфекционных заболеваний, отец Андроник отвечает: «Подтверждаю, факты крещения детей в одной воде были. Я лично, с
