пытливыми взглядами гостя.
Они, как якорь, заземляют меня в реальность и возвращают к главной цели обеда.
Когда мы выходим прощаться на крыльцо, лица у принимающей стороны напоминают осужденных перед казнью. Неужели мы зря старались? Неужели его так и не заинтересовала Гретта?
Лишь в самом конце, уже находясь одной ногой в карете, сир Крёз вместо прощания произносит:
— На следующей неделе мне придется отлучиться из города. Буду рад, если ваше семейство почтит меня своим визитом через две недели. Ханна, я приглашаю твоего жениха тоже. Непременно жду вас обоих!
— Благодарю за приглашение… — я растерянно оглядываюсь на отчима.
И что ответить на такое? Правда вряд ли будет уместна… Если Хродгейр переживет сегодняшний день и если он согласится изображать моего жениха, то мы, конечно же, прибудем вместе на званый обед.
— Это большая, просто огромная честь для всех нас, но видишь ли… Жених Ханны очень, очень занят, — находится сир Барди. — Вряд ли он сумеет…
— Едва ли он откажет в визите первому советнику Его Королевского Высочества, — хмурится сир Крёз. — Отвергнув приглашение первого советника, он нанесет личное оскорбление королю. Такое король не забывает.
— В таком случае он несомненно придет, — поспешно заявляет сир Фрёд, хватаясь за платок и вытирая блестящий испариной лоб.
Когда гость залезает в карету и возница подстегивает лошадей, я лихорадочно пытаюсь подытожить текущее положение дел.
Сестра обещала, если сир Крёз захочет прийти к нам еще раз или пригласит с ответным визитом, полукровка не отправится к свиньям. Нас только что пригласили. Значит, он в безопасности?
Как только экипаж скрывается из виду, отчим разворачивается ко мне. Лицо его искажается в страшную, гневную маску, и он орет, потрясая кулаками у меня перед носом:
— Ты еще здесь?! Иди лечи его, своего никчемного женишка! Если он умрет, клянусь самим Мехксином, я тебя сотру в порошок! В пыль! Запру в подвал на ближайший год! Да ты понимаешь, что ты со мной только что сделала? Зарезала без ножа, опозорила на весь двор! Мой будущий зять — слуга, полукровка… О боги… Полукровка!
Отголоски его последних воплей едва доносятся до ушей. После первых же его криков опрометью бросаюсь во двор. Всего минута — и я уже рядом с Хродгейром.
Тереблю его, зову по имени, но он никак не реагирует на мои слова. Мышцы обмякли. Он горячий и весь мокрый от пота. В таком пекле, как сейчас удивительно, что он все еще жив!
Ножом для сбора растений, который всегда таскаю с собой в кармане, разрезаю толстые путы на запястьях, и не успеваю его удержать, как раненый мешком валится на землю.
В нашем замке все болеют там же, где и спят. В мужской половине слуги ночуют на соломенных матрасах, где, по слухам водятся крысы. На здоровых мужчин они не нападут, а вот тяжело раненого могут сожрать в один присест.
Значит, полукровку следует отнести на кухню. Днем там прохладно, ночью печка обогревает помещение, а главное, Ингвер давно извела там всю живность.
Только как его перенести? Верчу головой по сторонам, вижу двух проходящих мимо слуг. Оба не старые и довольно крепкие на вид, поэтому обращаюсь к ним за помощью. Не помогут ли уважаемые сиры перенести их раненого коллегу в более подходящее место?
Они чешут лбы, переминаются на месте и тот, что повыше, вдруг гундосит:
— То хозяин велел али юная госпожа самовольничать изволит?
Их сомнения в моем авторитете в другое время меня бы задели, но сейчас не до этого. Уверяю их, что такова воля хозяина, и вскоре Хродгейр уже лежит на кухонном сене, в прохладе.
Первым делом раненого необходимо напоить. На спину его не повернуть из-за глубоких повреждений, поэтому перекатываю его на бок, тяжелую голову укладываю к себе на колени и кое-как, по ложечке вливаю в рот воды. Большая часть проливается мимо, но кое-что заходит внутрь. Он сглатывает снова и снова.
Худо-бедно напоив больного, набираю в колодце ведро воды и приволакиваю на кухню под удивленные взгляды служанок. Горсть лечебных трав бросаю в ведро и кипячу воду на огне.
Одно из своих старых платьев пускаю на тряпки. Если продолжу в том же духе, у меня скоро не уцелеет никакой одежды, даже нищенской. Придется снова идти на поклон к отчиму, но думать об этом нет никакого желания.
От мази, нанесенной несколько часов назад, на ранах ничего не осталось. Впрочем, свою задачу она уже выполнила, замедлив воспалительный процесс. В нынешней ситуации это самое главное.
Пока промываю раны остывшим травяным отваром, попадаю водой на широкие плечи. Заодно и их вытираю тряпкой. От моих манипуляций кожа очищается от голубовато-серого слоя грязи, и на бронзовом кусочке тела отчетливо начинает выделяться татуировка. Круглое светило с исходящими из него восемью лучами.
Интересно, что символизирует этот знак? Жизненную силу, быть может?
После промывки засыпаю раны лечебным порошком, снова одолженным у Ингвер. Дыхание у полукровки выравнивается — это видно по равномерно вздымающимся буграм мышц.
Меня охватывает непередаваемое облегчение. Если до сих пор Хродгейр не умер, каким-то чудом зацепившись за жизнь, значит, он обязательно выздоровеет!
Сажусь в ногах мужчины. Собираюсь теперь дежурить, чтоб почаще его поить и не допустить обезвоживания. Хорошо бы регулярно смачивать повязку на его голове. Нужно, конечно, еще и пульс отслеживать…
Но мое тело дает слабину. Почти двое суток без сна… Голова наливается свинцом, каждая частичка тела молит об отдыхе. Я то и дело просыпаюсь, больно тыкаясь виском прямо в сено. В очередной раз упав, больше не поднимаюсь…
Глава 9
— Ханна, Ханна… — слышу я знакомый голос, но кому он принадлежит сквозь сон никак не разберу. Кто-то теребит меня за плечо. — Меня распирает от счастья! Мы приглашены в замок сира Крёза! Ты даже не представляешь, какой это успех! Там бывают только приближенные к королевской семье! Мы должны, просто обязаны это отпраздновать! Мой кошель туго набить серебром. Вставай, соня, вставай, ну же!
Еле-еле разлепляю веки. Всматриваюсь сквозь полумрак. Надо мной склонилась Гретта. Ее фигуру окутывает бархатный дорожный плащ, как будто она прямо сейчас собирается улизнуть из замка.
На улице темно, в окошках отражаются отблески огня, щелкающего в печке дрова.
Ингвер беспробудно спит на своем лежаке.
Стоп. Если троллиха легла, — а ложится она очень поздно! — то сейчас должно быть хорошо заполночь. Значит, я сплю уже несколько часов.
А это, в свою очередь, значит, что… лекарь из меня никудышный!
Отпихиваю сестру в сторону, и подползаю
