не пытаясь подняться.
В голове его это звучало мужественным вызовом неумолимым обстоятельствам, вот только вслух вышло что-то тонкое и писклявое.
— Ты забыл проблеять «учитель», — хохотнул этот мерзавец.
Невыносимая боль пронзила тело Ханя, которое словно само подлетело в воздух, приземлилось и поскользнулось на разлитых по полу остатках супа. Супа из акульих плавников! Уже однажды съеденного!
— Встань, — прозвучал откуда-то сверху строгий голос.
Тело Ханя еще раз подлетело вверх и опять шмякнулось о пол, в этот раз гораздо гораздо болезненнее.
— Встань.
Слезы текли из глаз Ханя, но он поднялся, не желая повторения боли. Матушка, глядевшая на происходящее влажными глазами, закусила руку, затем вдруг отвернулась и выбежала прочь непривычно лёгкой и стремительной походкой.
— Где находится тренировочная площадка, ты, разумеется, не знаешь, — этот мерзавец даже не спрашивал, а утверждал!
Хань лишь продолжал сопеть. Отголоски только что причинённой боли занимали все мысли, не оставалось даже сил сетовать на несправедливость судьбы, на жестокосердность отца и духов предков, на внезапное и неожиданное предательство матери, бросившей его наедине с этим чудовищем.
— Не слышу твоего боевого крика, — не унимался самозванец.
— К-к-какого крика? — вырвалось у Ханя.
Он непроизвольно сжался, ожидая нового удара, но мерзавец легко, словно отряхивал пылинку, коснулся плеча Ханя, и тело вновь пронзила невыносимая боль.
Ответ был произнесён любезным и даже добродушным тоном с ноткой укоризны, как когда-то учитель каллиграфии Чень Цзы указывал на помарку в написании сложного иероглифа:
— «Какого крика, учитель».
— Какого кх-х-рика, учитель? — послушно просипел Хань.
— Боевого, состоящего из двух слов «да, учитель!». Иди за мной.
Хань, замерший в немом ступоре, лишь открывал и закрывал рот. «Учитель» сделал несколько шагов прочь и, не услышав за спиной его сопения, остановился и медленно развернулся. У Ханя внезапно заболел живот и невыносимо захотелось в туалет.
Как неоднократно рассказывали свитки и кристаллы, в тяжёлые и опасные моменты жизни к герою приходит просветление. Чувства обостряются, мысли становятся быстрыми и острыми, словно клинок полководца, а разум накрывает волна понимания. Как оказалось, кристаллы ничуть не врали. В стремительном водопаде ясности, понимания и интуиции Хань с потрясшей его самого уверенностью осознал, что ещё мгновение, даже доля мгновения — и его снова изобьют.
— Да, учитель! — закричал он.
Вернее, пытался закричать. Из-за сводящей тело боли звук получился жалким, более напоминающим сдавленный сип. Из глаз снова покатились слезы, а в носу хлюпнуло. Мучитель повернулся и отправился прочь, важно вышагивая и больше не оглядываясь, и Ханю больше ничего не оставалось, как поплестись следом.
— Спаси меня, спаси, — Хань вцепился в какого-то парня-слугу, чьё лицо показалось ему смутно знакомым.
Удара он не заметил, лишь мгновением спустя невыносимая боль пронзила тело, а неведомая сила отбросила прочь и покатила по полу.
— У тебя еще остались силы думать, плакать и искать спасения? Это хорошо, значит, можно нагрузить тебя сильнее, чем я рассчитывал, — заявил злодей.
Слуга, на помощь которого Хань понадеялся, как утопающий схватился бы за щепку в водовороте, куда-то бесследно исчез. Он попытался прыгнуть, чтобы, пробив тонкую рисовую ширму, проскользнуть в дверь, ведущую в личные помещения, куда чужакам нет хода. Увы, попытка провалилась — цепкие, словно клещи кузнеца, пальцы ухватили его за ухо и потащили по полу, как нерадивого щенка. Когда Хань решил, что ухо сейчас оборвётся, злодей разжал хватку и несколькими не очень болезненными, но обидными пинками заставил подняться на ноги. Хань оглянулся по сторонам, но слуг нигде не было. Эти трусливые неблагодарные твари позорно разбежались, вместо того чтобы защищать своего хозяина! Ну так хотя бы никто не увидел его унижения.
— Иди вперёд! — приказал самозванец. — Видимо, мне лучше следовать сзади.
— Но я не знаю, куда идти… — пропищал Хань, но, увидев занесенную для удара руку, быстро добавил: —…учитель!
— Не беспокойся, я направлю тебя куда надо! — засмеялся тот голосом злодея.
И действительно, каждый раз, когда Хань поворачивал не туда, куда надо, следовал обидный пинок, разворачивающий в нужную сторону. Таким образом под градом пинков Хань прошёл через дворцовый сад, мимо гостевых строений и помещений для слуг, вдоль казарм для воинов прямиком к тренировочным площадкам. И во время этого пути на Ханя смотрели, глазели вовсю, как слуги, так и тренирующиеся на плацу и стрельбище воины. Один из стражей, увидав обращение с наследником, даже выпустил стрелу не в соломенное чучело, а себе под ноги, за что тут же получил нагоняй от командира.
Увидав шанс, Хань сделал последнюю попытку сбежать, кинувшись под защиту верной стражи. Но не успел он сделать и пары шагов, как тут же полетел на утоптанную тысячами ног твёрдую землю плаца.
— Начнём, пожалуй, с лёгкой пробежки в пятьдесят кругов, — скомандовал сверху ненавистный голос.
Хань застонал и начал барахтаться. Как герой, собирающий последние силы, чтобы поразить неуязвимого противника, он тоже бросился прочь, суча ногами и пытаясь отползти как можно дальше.
Тело вновь поразила боль.
— Похвальное рвение! — зубасто улыбаясь, сказал самозванец, присаживаясь рядом на корточки. — Только ты кое-что забыл. Я сказал не ползти, а бежать. К тому же ты ползёшь в другую сторону. Ну а теперь беги!
Железная рука подхватила его за шиворот и развернула в нужном направлении, а болезненный пинок по заднице придал необходимую скорость. Хань послушно поковылял на подкашивающихся ногах.
— У меня что-то, видимо, со слухом, — вновь раздался за спиной голос, затем последовал новый болезненный пинок. — Ты ничего не забыл сказать?
— Да, учитель! — заорал Хань, подпрыгивая и срываясь, насколько мог, с места.
Когда он бегал в последний раз? Наверное, еще до наречения взрослого имени, но Хань в любом случае сейчас не вспомнил бы наверняка. В голове шумело, отголоски боли гуляли по телу, а в ушах тяжело бил оглушительный пульс. Каждый шаг давался с невероятным трудом, вот только стоило замедлиться, как тут же следовал новый удар.
— Быстрее! Я не говорил ползти!
— Да, учитель!
В голове все путалось, от жалости к себе перехватывало горло, руки не слушались, ноги заплетались. А этот злодей не только бежал рядом, но и лупил Ханя палкой, стоило тому замедлиться! Той самой палкой, которая совсем недавно висела у него за спиной, или шестом, или гирей — как бы ни называлась эта глупая крестьянская ерунда, сейчас это не имело значения. За каждой остановкой следовали болезненные удары, придающие ему сил на пару шагов, не более.
— Я… сдохсу, — с бульканьем вырвалось у него из горла.
— Учитель! — подлец подкрепил свои слова болезненным ударом ниже спины.
— Я не мо… — Ханя начало шатать, перед глазами поплыли черные круги.
— Есть силы
