— Значит останешься? — мое сердце подпрыгивает, получив надежду.
— Надо подумать, — она снова уходит от ответа.
Усмехнувшись, я опираюсь на локти и спускаюсь к ее лобку.
Может быть, всё-таки киска Полины Довлатовой будет посговорчивее?
За следующий час я узнаю много нового о девушке, с которой был знаком с самого детства.
Представляете, Довлатова не любит слово "киска"? Зато ей очень нравится оральный секс.
Сюрприз.
Мне тоже!
Голые и уставшие мы снова валяемся на кровати. Я только что заставил ее кончить своим языком, получив перед этим превосходный отсос.
Голова Полины покоится на моем плече, наши влажные тела приятно льнут друг к другу.
— Я не знала, что ты такой, — неожиданно произносит Довлатова.
— Какой "такой"? — провожу рукой по лбу, стирая испарину.
— Чуткий, наблюдательный. Думаю, моему брату повезло с другом.
Мысли о Сереге сразу возвращают меня к реальности и причинам, по которым я вынужден находиться здесь.
— Правда? А я всегда завидовал Серому, что у него есть такая крутая сестра.
— Крутая? — оживляется Полина.
— Конечно, — я переплетаю наши пальцы. — Ты мазала нам коленки зелёнкой, затаскивала в лифт наши велики, а, когда поймала нас с сигаретами, ничего не сказала предкам.
Довлатова морщит свой очаровательный нос.
— Блин. Сейчас я чувствую себя растлительницей.
— Это я тебя соблазнил, — напоминаю ей.
Девушка трясет головой.
— Это какое-то сумасшествие.
— Однажды я подсматривал, как ты переодеваешься. У вас дома, — говорю я, наблюдая за ее реакцией.
— Правда? — Полина замирает.
Да.
— Нет, — нагло вру. — Шучу конечно. Раньше у меня и мыслей таких не было. Ты казалась слишком взрослой.
— Я и сейчас намного взрослее тебя.
— Зато я опытный, — мягко парирую.
— Ты опять все сводишь к сексу.
— Все это делают. Просто некоторые прикидываются, что им нужно что-то еще, но все всегда заканчивается койкой.
— По большому счету, так и есть, — соглашается Полина. — И со временем остается одна койка.
Я привстаю и целую ее в нос, щеки и губы, как маленького ребёнка.
— Пупсон, ты опять грустишь.
— Хватит звать меня этим дурацким прозвищем! — требует Довлатова.
— Оно милое.
Полина награждает меня недоверчивым взглядом.
— Спорим, ты называл так каждую из своих девиц?
Я изображаю возмущение.
— Да нет же! Просто мне хотелось тебя подразнить, — и это чистая правда. — Я никого в своей жизни не звал Пупсоном.
В ее глазах мелькает что-то неуловимое, а потом она осторожно снимает с себя мои руки.
— Ладно. Так и быть, поверю… — и громко зевает. — Ты, как хочешь, а я иду спать.
Я не могу отделаться от мысли, что ее зевок был имитацией. И это странно.
Я слышал, некоторые девушки могут имитировать оргазм. Но чтобы зевоту?
Что за фигня?
— Не уходи. Кровать большая, — пытаюсь задержать Полину, но тут наши глаза встречаются, и до меня доходит, что я сморозил глупость. Кто я такой, чтобы делить с ней постель всю ночь? — Ну или, если хочешь, я могу уйти, — стараюсь сохранить легкомысленный тон.
Полина улыбается.
— Это было бы свинством с моей стороны, ты первым занял это место, — наклонившись, она целует меня в щеку. Но не как любовника. Как друга. — Спокойной ночи.
— Утром продолжим, — бросаю ей вслед.
— Утром меня здесь не будет, — загадочно произносит девушка.
По ее лицу непонятно — шутит она или нет.
— Ну вот. А я хотел позагорать голышом.
— В чем же дело? — наклоняется и поднимает с пола свою сорочку.
— В одиночку это не так интересно, — говорю я, изогнув шею, чтобы рассмотреть ее попку под большим углом.
Полина качает головой. Стоя ко мне спиной, она натягивает сорочку.
— Эй, пупсон? — прошу ее повернуться.
— Да?
— Секс с тобой — просто фантастика.
Полина улыбается.
— Взаимно.
Уже в пороге я снова ее окликаю.
— Полин? — на этот раз серьёзным тоном.
— Что? — оглядывается девушка.
— У всех в жизни бывает хреновая полоса. Я уверен, у тебя все наладится.
Она несколько раз кивает.
— Надеюсь на это.
А затем спускается по лестнице…
5. Полина
С намерением дочитать начатую недавно книгу, я устраиваюсь на террасе, куда солнце не заглядывает первую половину дня. Только совершенно не улавливаю смысла, читая по кругу один и тот же абзац.
Мысли постоянно возвращают меня к событиям прошлой ночи, на губах играет глупая улыбка, а я пытаюсь понять, что чувствую.
Без понятия.
После всего того разврата, который мы устроили с Тёмой в мансарде, нужно быть дурой, чтобы заниматься самобичеванием и грызть ногти, сетуя, какую ошибку я совершила. Это бессмысленно.
Один несчастный перепих еще можно было бы назвать ошибкой, но только не ночь отвязного секса, которая принесла мне массу наслаждения.
И я совершенно не думаю о Виталике.
Вернее, прямо сейчас думаю, но не в том смысле, как прежде. Язык и член Рогозина, которые вчера побывали между моих ног, расставили все по местам — не так уж я, выходит, и страдала по поводу развода.
Спасибо ему за это. За его расчудесные умения и настойчивость.
Вчера у меня ещё были сомнения, стоит ли оставаться здесь с Тёмой, но сегодня такой вопрос не стоит.
Конечно я останусь.
А завтра приеду домой с совершенно новой стратегией, подсмотренной у Рогозина, и попробую жить также легко и беззаботно, потому что больше не собираюсь чувствовать себя несчастной.
Я снова возвращаюсь к абзацу, а затем вскидываю голову. Входная дверь распахивается, и на террасу, потирая глаза, выходит Тёма.
— Ты не уехала, — произносит он с сонной улыбкой и выглядит очень трогательно.
— Как видишь, нет, — покачивая ногой, замечаю я. — Не хочу сдохнуть от жары в каменных джунглях.
Парень щёлкает шейными позвонками, лениво потягивается, демонстрируя темную поросль под мышками. Его тело красиво изгибается, торс вытягивается, и мой взгляд приковывает выпирающий холм под бельём. На нем только боксеры.
