абсолютно Ку‘Дамме мороз кусается, грызет щеки, откручивает уши.
Прячусь в капюшоне — только нос наружу торчит. Итит его мать, да где ж там Мартин.
Перебираю в уме, где могла забыть шарф. В памяти мелькает «белое на белом», вернее, на «цвета макьято». Понимаю, что шарф остался в машине у… Нины.
Ненавижу свои заиндевевшие пальцы за то, что они сами стаскивают с себя перчатку, сами лезут к телефону и странно подрагивают, когда набираю его.
Да, признаю: было. Было это чувство — будто в привычное вернулась. Не вернулась даже — окунулась на время, пока сидела рядом с ним, плавала в его рутине, его ежедневном узком пространстве. Машина не моя, не моя ежедневность. Я сама к нему ввалилась, будто урвать себе чего решила. И хоть вчера мне было не до этого — было. Не боюсь признать.
Нет, не тоска это была, не ревность. Вон, ее же вещи лежали там, на заднем — ведь не он на йогу ходит. И вроде разошлись мы с ним еще до расставания, но то вчерашнее, в которое к нему нырнула, напомнило мне другое время. Тогда мы жили вместе, все шло само собой, не требовало каких-либо определений. И расставаний не предвещало.
Я ж говорю, вчера это не грусть была, а напоминание о былом привычном, дискомфорт от того, что вторглась в их интимный мир, в котором, как теперь оказалось, еще и напоминание о себе оставила.
— Алло, Рик, привет… Не отвлекаю?..
— Привет, — приветствуют меня. — Эм-м-м… Кати?..
Голос у Нины уже совсем другой, чем когда парились вместе в сауне. Теперь она снова парится, хотя запарки ее уже далеко не физиологического характера.
Мне неинтересно, кто из ее подруг открыл ей, наконец, глаза, та ли стервоза, что тогда на меня зырила. Отчего-то думаю, что произошло это еще намедни, и шарфик мой сейчас уже погоды не сделал.
Представляю, как сегодня, садясь в машину, она заметила его на переднем сиденье. Или сама нечаянно на него села, когда Рик ее вез. Понимаю, что не решусь сейчас говорить с ней про шарф, который наверняка больше не увижу.
Колючий ветер, хорошенько разогнавшись, набрасывается на меня, исполосовывает щеки. Всю меня от ключиц и выше пронизывает сердитым морозным холодом — а вот не лови раззяву, не лови, не теряй шарфов.
Таким образом вместо того, чтобы пожалеть Нину, которой достался шарф и достался Рик, я благоразумно жалею себя. Это ведь мне теперь придется купить новый, если я раньше не свалюсь с простудой. А ее никто не просил брать его телефон. Помнится, когда-то я из принципа этого не делала.
— Извини, что отвлекла. Не знала, что Рик забыл телефон, — спокойно сообщаю ей без дальнейших пояснений. — Пока.
Для того, чтобы прийти в себя, одуматься и перезвонить-навязаться, Нине не надо и полминуты.
— Алло, Кати…
— Нина?
Живость, от которой мой голос кажется заинтересованным — это на самом деле удивление. Я удивлена, что ей еще что-то оказывается от меня нужно.
— Я подумала, что нам будет лучше поговорить.
Лучше — это смотря для кого. Абсолютно не лучше, к примеру, если кто-то за мой счет собирается сделать лучше себе.
— Что ж, я тебя слушаю.
Стараюсь говорить спокойно и в меру участливо.
— Вот ведь как. Ха-ха.
Сухой, недобрый смешок. Я почти забыла — Нина у нас не робкого десятка.
— Кати, я понимаю, как это, возможно, глупо. Мы с Риком вместе и мне не стоит беспокоиться.
Ух ты ж. Да у тебя прям фора перед твоей товаркой по — чему, собственно? несчастью? — Линдой. Та не дошла до твоих прозрений и поначалу попросту гнала пургу.
Невольно раздражаюсь: со мной уже что, больше поговорить не о чем? И чего это они все ко мне лезут, не боятся? Я явно посылаю не те сигналы.
— Просто… Рик — для меня это все по-серьезке. Для него, по-моему, тоже.
Так, и у этой — ноль истерик. Уверенность в себе и в нем.
И еще кое-что:
— У меня до него тоже были разочарования в жизни. Как и у него — до меня. А теперь мы оба, наконец, нашли друг в друге то, что так долго искали.
Да-да, думаю, то, что вы искали, нынче снова в моде.
— Ага-а, — соглашаюсь с оттенком легкого переспроса в конце.
Стараюсь звучать так, будто меня в некоем фильме вернули на полчаса назад, заставили заново пересмотреть увиденный уже отрывок, но перепросмотр ничего нового мне не показал, и теперь я теряюсь в догадках, а за каким хреном все-таки его смотрела. Поэтому после «ага-а» ничего больше не говорю.
— Да, я не сразу догадалась, что вы некоторое время встречались, — У Нины нотки нетерпения в голосе. — Может, не хотела догадываться.
Я чего-то не догоняю? Не реагирую желаемым образом? Она же приглашала меня порадоваться на них, как будто у меня своих радостей нет. И плевать, что их действительно нет — потому что мне плевать на этих двоих. Вчера посидела в их машине — и то, вон, почувствовала, что в чужое «влезла». Сейчас и подавно. А меня еще и подробностями потчуют.
— Ты скрывала, а он никогда о тебе не рассказывал.
Тупо молчу. Тупо смотрю на свой тупой телефон и молчу.
— Он, конечно, очень скрытный, замкнутый, а я не хотела выпытывать. Когда узнала… откровенно говоря, я… опешила… ведь ты… даже в сауне…
Я должна показывать свои эмоции этой сучке? Сообщить ей, что она сучка?.. Нет.
Конечно, она и впрямь ведет себя, как сучка — вот это, к примеру, что только что было? Чтоб уязвить меня — мол, ее он, Рик, «искал и, наконец, нашел», а я ему была — так, потрахаться.
Да мало ли — злит меня не это. Злит меня то, что она вообще осмелилась мне перезванивать.
Я ей звонила? Я хоть раз, хоть когда-нибудь ей звонила? Это ей хотелось поговорить и ей плевать, если мне не хотелось. Ей вообще плевать на меня. С некоторых пор меня дико бесят люди, которым плевать на меня, но которые, несмотря на это или именно поэтому отчаянно лезут мне докучать.
— Нина, я не стремилась встречаться с тобой. Я даже знакомиться с тобой не собиралась, — поясняю лаконично и безжалостно. Но все еще спокойно.
— Но вчера ты искала встречи с Риком, — настаивает она. — Только что снова ему звонила.
— Да, — подтверждаю я.
— Могу я узнать, зачем?
— Искала встречи сегодня.
Говорить правду так просто и так отрадно.
— Послушай, Кати, я успела
