несколько париков на замену. А его высочество-то прекрасно живёт, кушает хорошо — что ему! Навестите ещё.
— Почему мышонок? — спросила я. — Гелхард — мышонок?
— Наш летучий мышонок, — рассмеялась Виллемина. — Знаешь, у нас на севере летучие мыши впадают в спячку на зиму — и я видела их сонных на башне Дольфа. Представляешь, такие пушистые серебристые шарики… как одуванчики в инее. Их там никто не тревожит. И крошка Гелхард — такой же пушистый светленький шарик.
— Милостивая государыня, — прыснула я. — Спасибо, что не нетопырёк.
Рассмешила их обеих. Ужас наконец начал проходить.
— Друзелла, — сказала я, — а мне что, руку перевязывали?
— Мессир Сейл вас смотрел вчера ночью, — сказала Друзелла. — Только вы, милая леди, даже и не проснулись. А мессир Сейл очень дивился: как это, говорил, на вас заживает быстро! Мол, слышал он, что на некромантах после обрядов раны закрываются почти сразу — но тут же не просто порез, тут же вы себе по суставу палец обрезали…
Я принялась торопливо разматывать бинты. Они путались, я дёргала, рванула узел зубами, пропустила мимо ушей укоризненное замечание Друзеллы, что лучше бы ножницы взять, — содрала.
Бедная моя клешня в боевых шрамах. Обрубок мизинца — и кончается как-то гладко, с белым рубчиком по ободку…
Я его потрогала.
Руку слегка поламывало, как всегда после обряда, когда приходилось много резать. И такой же ломящей, тянущей слабой болью отдавалось в обрубке пальца — и где-то глубже, внутри ладони. И всё.
— Вильма, — сказала я, — смотри.
И протянула ей клешню показать.
— Невероятно! — воскликнула Виллемина. — Это необычно, да? Это по тебе обряд отрикошетил.
— Это не просто рикошет, — сказала я. — Это исцеление. Подарок это. Спасибо Ему. Потому что, мне кажется, это подарок со значением.
— Поясни? — Вильма поправила воротник. — Пока ещё есть пара минут.
— А что ж тут пояснять, — пожала я плечами. — Руки нужны для работы. Вот и весь сказ.
Мы не наряжались особенно, но костюмы, которые приготовила Друзелла, не были и слишком строгими и простыми. «Наша рабочая одежда, — сказала Вильма, поправляя в волосах тоненькую диадему с алмазными блёстками. — День как день».
Я поняла. День как день.
А в любимой гостиной Виллемины нас дожидалось непривычно много народу. Пришли даже маршал Лиэр, который никогда не появлялся при дворе так рано, — у него по утрам были какие-то дела в Штабе — и адмирал Годрик, который всегда был в разъездах. Мессир Ирдинг принёс корзинку с белыми крокусами. Ольгер сходу преклонил колено и целовал Вильме руки — его накрыло, как и меня, он только старался изобразить, что это в глаз что-то алхимическое попало, ага.
— Милый граф, — ласково сказала Виллемина, — дорогой друг, ваша помощь неоценима. Позвольте ещё раз поблагодарить вас.
— Слава-слава Богу, — сказал Ольгер. — Теперь можно жить дальше.
— Замечательно выглядите, прекрасная государыня! — восхищённо сказал Раш. — Нереально прекрасно. Не ожидал.
Броук закашлялся, извинился и полез за платком — и потом кашлял в него, отвернувшись. Простудился, бывает.
Зато Валор был в полном блеске: Вильма подала ему руку, он обозначил поцелуй, а меня чуть приобнял за плечи, как старший родственник. Не просто так, конечно: чтобы я почувствовала, какие тёплые у него ладони.
— Вы тоже спали сегодня ночью, Валор? — спросила я.
— Вы, деточка, шалости ради не предупредили меня о последствиях, — сказал Валор, и живые искорки в глазах дорисовали и его лицо до улыбки. — И я заснул в третьем часу пополуночи за рабочим столом, как нерадивый школяр. Я уже отвык, даже не понял, что это за чудеса происходят со мною — и как же я оказался во фраке при дворе государя Эрвина, да ещё и на осеннем балу. Я забыл, что такое видеть сны. И как удивительно было это вспомнить…
— Кстати, о балах, — сказала Виллемина весело. — Дорогие друзья, я рада сообщить вам, что спуск на воду подводного корабля состоится, как и было назначено ранее, в день Святых Дора и Далерии у Вод, в полдень. А позже, в тот же день, мы даём большой танцевальный вечер в честь всех моряков Прибережья. Дорогой адмирал, приглашаю вас в особенности, но буду рада всем желающим. Прекраснейший мессир Раш, пожалуйста, отметьте: представителей прессы будем привечать особо. Я позволяю принести в бальный зал светописцы: будет красиво — и в газетах, полагаю, придутся к месту светописные картинки.
Показаться хочет, подумала я. Вильма хочет показаться людям, свету, газетёрам с их светописцами, чтобы все убедились: королева жива, королева настоящая. И сейчас она показывала себя и ласкала словами и взглядом всех, кого видела. И подала Лиэру руку без перчатки — посмотреть:
— Видите, дорогой маршал, как далеко шагнули наша наука и наши технологии?
— Лучше бы на любом из нас, солдат, ваши мудрецы опробовали эти технологии, государыня, — сказал Лиэр. — Теперь выходит, что и вы пролили кровь за Прибережье — королева, женщина… необычную войну мы ждём. Впрямь с адом.
— Да, дорогой маршал, — сказала Виллемина нежно. — Мы с вами в одном строю — и мы победим.
Лиэр посмотрел на неё с настоящим обожанием.
В общем, получается, что мы успокоили весь ближний круг. Из-за того, что все хотели послушать, что Вильма будет говорить, у нас даже затянулись визитные часы. Но моей королеве надо было именно поговорить: может, и можно найти девицу, похожую на Виллемину, или сделать заводную куклу, похожую на Виллемину, — но уж разговаривать с людьми, как Виллемина, и так греть людей собой может только она сама.
Это уже все знают, кто её знает.
Но настоящие деловые разговоры во время визитных часов никто не ведёт. На деловые с Вильмой остались Броук и Раш, а меня позвал Ольгер. Я слегка удивилась, я собиралась остаться — но Вильма сказала:
— Нет, дорогая, сегодня у меня не хватит духу мучить тебя нашими хозяйственными делами. Нам с мессиром Рашем придётся срочно прикинуть смету на этот бал, — и хихикнула. — Вот только бала нам сейчас и не хватало! Он совершенно некстати. Но я не могу придумать более умный способ показаться всему свету и всем гражданам сразу.
— Бал — очень разумно, государыня, — сказал Раш. — И с точки зрения
