бы даже здесь, на вокзале, – а уж завтра устроиться в каком-нибудь подходящем жилище.
– Товарищ капитан! – вдруг услышал он звонкий юношеский голос.
Волгин обернулся. К нему спешил, путаясь в полах шинели, молодой солдат со смешливым лицом.
– Рядовой Тарабуркин, – солдат отдал честь. – Я за вами.
– За мной? – удивился Волгин.
– Вы ведь товарищ капитан Волгин?
– Точно.
– Ну вот! – обрадовался солдат. – Значит, за вами. Я вас весь день караулю! Товарищ полковник распорядился встретить и поселить.
Волгин благодарно улыбнулся. Стало быть, Бабленков все-таки дал телеграмму местному начальству о дне и времени приезда. Спасибо, майор!
– Машина за углом, – тарахтел тем временем солдат. – Давайте вещи, я помогу. Нам сюда!
Он стремительно лавировал в толпе, заполнявшей привокзальную площадь, уворачивался от машин и прохожих. Волгин едва поспевал следом. Он был вынужден отскочить в сторону от тележки с поклажей, которую толкали два старичка, и нечаянно задел плечом мужчину в шляпе и пальто.
– Простите, – извинился на немецком Волгин.
Мужчина приподнял шляпу и отвернулся. Он был крепкий, лет тридцати, с офицерской выправкой, и кого-то высматривал в толпе. Лицо его выражало взволнованность и нетерпение.
Наконец он увидел того, кого искал.
С трудом управляясь с несколькими чемоданами, навстречу шел средних лет человек, похожий на клерка, худощавый, невысокий. Рядом двигалась молодая женщина, держа за руку кудрявую девчушку лет пяти.
Эти трое явно выделялись из толпы: они были хорошо одеты, со столичным вкусом. Даже чемоданы в руках мужчины и те были кожаные, основательные.
– Герр Кнюде?
Молодая женщина вздрогнула, а мужчина стал крутить головой и от неожиданности выронил чемодан.
– Вы ведь адвокат Вернер Кнюде, верно?
– Мне не говорили, что нас будут встречать, – буркнул мужчина, подбирая с асфальта рассыпавшиеся пожитки.
– Наша задача – обеспечить для специалистов наилучшие условия для работы в трибунале. Позвольте представиться: Хельмут Ланге.
Он вновь приподнял шляпу и протянул Вернеру широкую крепкую ладонь.
Тот, помедлив, пожал руку.
– А это ваша жена? – учтиво поинтересовался Хельмут, делая легкий поклон в сторону молодой женщины.
Та вспыхнула, пряча неловкость.
– Это Бригитта. Няня моей дочери Эльзи, – сказал Вернер.
– Я очарован. А это, стало быть, сама юная Эльзи Кнюде? – Хельмут присел перед девочкой на корточки. Та немедленно спряталась за ногу няни, прижав к груди большую куклу.
Хельмут шутливо покачал головой:
– Не надо бояться. Мы с тобой подружимся, вот увидишь. Вы позволите? – Он перехватил у Вернера чемодан и двинулся вперед, показывая дорогу.
Вернер оглянулся на Бригитту, в его взгляде мелькнуло подобие гордости. «Нас встречают, – будто пытался сказать Вернер, – мы важные люди». Бригитта застенчиво улыбнулась.
– Нам на ту сторону площади, – сообщил Хельмут. – Три шага.
Он остановился, пропуская машину.
– Боже мой, тут сплошные руины, – сказала Бригитта, озираясь по сторонам.
– Нюрнберг очень сильно пострадал от американской авиации, – сообщил Хельмут. – В последние дни войны жители только и делали, что прятались от бомб в катакомбах.
– Здесь есть катакомбы? – заинтересовался Вернер.
– Всюду! Целая сеть древних катакомб. Когда-то это были подвалы для отстаивания пива, а потом их соединили. Что-то залито водой до потолка, а что-то вполне пригодно для использования как подземные ходы. Наверняка и под нами тоже что-то такое имеется. Вам обязательно надо там побывать.
– У меня на это не будет времени, – буркнул Вернер.
– Время найдется, – уверил Хельмут и распахнул багажник машины. Водитель, молодцеватый мужчина, с военной, как у Хельмута, выправкой, выскочил наружу, чтобы помочь.
Вернер протянул руку к кукле, но Эльзи взмолилась:
– Папочка, можно я возьму Лили с собой?
– Только если будешь слушаться и вовремя ляжешь сегодня спать.
– Буду слушаться, папочка.
– Тогда бери. Ступай! – он кивнул в сторону заднего сиденья.
Бригитта и Эльзи скрылись в машине, водитель хлопнул дверью.
– Слишком много поклажи, – посетовал Вернер. – Мы заняли купе целиком. Это все Бригитта. Говорил ей: меньше надо брать, меньше! Боюсь, все не поместится.
– На вашем месте я бы не тревожился об этом, – ответил Хельмут.
Он бросил короткий взгляд направо, и из-за потрепанной афишной тумбы появился человек. Он стремительным шагом направился к машине и взобрался на переднее сиденье.
Одновременно из толпы возник еще один человек и нырнул в салон, усевшись за водителем.
Хельмут захлопнул багажник. Мотор мерно заурчал.
– Улыбайтесь, – мягко, но с угрожающей нотой произнес Хельмут. – Или ваша дочь умрет.
Эльзи растерянно оглянулась на Вернера сквозь заднее окно.
Машина резко рванула с места и через мгновение исчезла за поворотом.
Все произошло так быстро, что Вернер не успел и глазом моргнуть. Он побежал было за машиной, но той и след простыл.
С минуту адвокат стоял посередине бурлящей толпы, растерянно озираясь по сторонам. Люди спешили по своим делам, встречались и прощались; гудели паровозы, громыхали где-то неподалеку вагоны. Это была привычная вокзальная жизнь, и никому в голову не могло прийти, что здесь только что были похищены два беззащитных существа.
Вернер чуть не расплакался от досады и испуга. Взрослый человек, он почувствовал себя, как в детстве, когда однажды заблудился в чужом городе, потеряв в толпе родителей. Он до сих пор помнил ощущение растерянности посреди гудящего и такого агрессивного мира. Сейчас ситуация была куда хуже. У него украли дочь.
Хельмут невозмутимо наблюдал за происходящим.
Вернер развернулся и подошел к нему. Он хотел что-то сказать, но вместо этого лишь неуверенно пошевелил сухими губами.
Хельмут ласково улыбнулся.
– Герр Кнюде, если вы будете вести себя благоразумно, никто не причинит вреда ни вашей дочери, ни вам.
– Что вам нужно? – наконец сумел выдавить из себя адвокат.
Хельмут усмехнулся:
– Давайте поговорим о деле.
6. Нюрнберг
Волгин разглядывал разрозненные листки, разложенные на коленях.
Еще в Берлине он много раз перечел все письма брата. Они были адресованы матери, но Колька часто писал и о нем, о Волгине.
«Дорогая мама, я часто вспоминаю здесь, как ты пыталась помирить нас с Игорьком. Мне всегда казалось, что вы любите его больше, чем меня. Наверное, потому, что он старший. Сейчас понимаю, что был не прав. Просто с Игорем всегда все было понятно, а со мной – нет. Интересно, где он сейчас, что с ним?
А у нас метет метель. Странно: уже весна, а метель. И земля становится белой. Небо белое, земля белая. Похоже на белый лист бумаги, на котором хочется рисовать что-то хорошее…»
На полях писем или просто на обрывках бумаг Колька малевал все, что только в голову приходило.
Волгин расправил измятую бумагу, на которой были изображены человеческий глаз, а рядом ступня. Колька, как всегда, был в своем репертуаре. Даже на войне он
