скороговоркой. – Скажи ему, скажи!
– Какой ребёнок?
– Мой!
– Ты кого-то в детдом сдала по малолетству, а теперь хочешь забрать в семью? – Я правда не понимаю.
– Издеваешься?!. – взрывается Ма. – Я на третьем месяце!
– А-а-а… – Мой мозг – тупое неповоротливое чудовище. – В смысле… беременная? Ты?
Это же дико! Ну, то, что Ма и отец… Старые, нудные, как они это сделали? Как такое вообще?!. Даже думать противно. А теперь она совсем рехнётся из-за своего живота, будет требовать поклонения и обожания. А отец? Свалил по-быстрому, он же не дурак. А я? Я куда денусь?
– И ты против меня, – понимает Ма.
Это не упрёк, а страдание в чистом виде. Ма вспыхнула и перегорела. Словно выдохлась. Она не будет на меня давить, угрожать и требовать. Она слишком покорная для этого. Беззащитная. Затравленная. Что ей теперь делать? Нет, что нам теперь делать?
– Мам, я не против, но слушай, – пытаюсь сказать помягче, но не получается. – Зачем тебе этот ребёнок?
– Не понимаешь? – удивляется она. – Чтобы кого-то любить.
Ну, конечно!
Теперь ясно.
Сейчас-то любить некого.
– Позвони Инусику, она точно поймёт, – говорю.
Пошли они все!
А я буду жить, как всегда. У меня есть наши, они моя семья.
К чёрту, к чёрту, к чёрту всё!
15
Если дома и с нашими я никто, то в школе – суперникто. Это просто: смотришь не на человека, а сквозь, игнорируешь любую его активность, и он отвязывается. Даже учителя лишний раз не вызывают, потому что мои устные ответы – сплошное разочарование. Но сегодня я превзошла саму себя: все будто чувствуют голодную чёрную дыру у меня внутри и стараются обходить за пару метров. Это неплохо, это делает школу сносной. Если бы не Фига.
Фига входит в класс на литературе, кивает нашей классной и находит глазами меня:
– Жду вас на перемене, – чуть шепелявит она, – в шестом кабинете.
Фига – завуч, в перерывах между экзекуциями она преподаёт химию. Классная кривит губы в жалкой гримаске, что-то лепечет в сторону закрывшейся за Фигой двери, а потом переводит на меня скорбно-торжествующий взгляд. С ней я давно не разговариваю, не о чем. Слишком безвольная, слишком похожа на овцу. Фига тоже выглядит неважно – вроде старой переспелой груши, но не стоит обманываться на её счёт.
На перемене разглядываю таблицу Менделеева, стоя перед столом Фиги и стараясь не обращать внимания на её немигающие глаза. Неподвижные глаза рептилии.
– Что на вас надето? – почти шепчет она.
Фига никогда не повышает голос и обращается на «вы» даже к первоклашкам. Это «вы» обдаёт холодом, унижает.
– Одежда, – теперь я рассматриваю брошь в виде лилии на её бордовом свитере. Даже эта железка на дешёвеньком, покрытом катышками куске синтетики не вызывает усмешки. Над Фигой не смеются.
– В нашей школе девочки носят юбки. Солдатские ботинки, порванные штаны и футболки с вызывающими надписями здесь неуместны. Вы настолько глупы, что не понимаете простых правил?
– У меня нет юбки.
– Неужели?
– Да.
Фига хмыкает. Почти незаметно, но я внутренне подбираюсь. Почему-то представляю химичку среди колб и мензурок, в которых обязательно есть серная кислота. И она пустит её в ход.
– В вашей семье не хватает денег на такую простую вещь? Если так, мы найдём средства и подарим вам юбку от педколлектива. И шампунь.
– Благодарю, но обойдусь, – нет, Фига, ты не выведешь меня из себя, не старайся. – Я пойду? Надо готовиться к следующему уроку.
– Задержитесь. Вопрос внешнего вида мы ещё обсудим, а сейчас поговорим о другом.
Фига демонстративно раскрывает классный журнал. Ведёт коротким желтоватым ногтем по списку фамилий, останавливается на моей:
– Вчера на педсовете обсуждали вашу успеваемость.
Это не вопрос, можно не реагировать. Она выдерживает паузу и продолжает:
– Вы собираетесь переходить в десятый класс?
– Может быть.
– Значит, ещё не решили?
Не отвечаю, пусть уже выкладывает. Она откидывается на спинку стула и выдаёт доверительным тоном:
– Учитывая ваши успехи, я бы советовала подумать о колледже. Поступайте после девятого класса, зачем вам школа?
– Я подумаю, – с трудом сдерживаю ухмылку. – Спасибо за заботу.
– Никакой заботы, – Фига в раздражении отворачивается, в стёклах очков вспыхивает отблеск электрической лампы. – Вы нам надоели. А теперь можете идти.
Конечно, могу, и никто мне не запретит. Представляю, что скажет отец. Хотя теперь у него другие заботы, на подходе новый ребёнок. Перспектива поскорее убраться из этой душегубки вполне приятна. Мне нравится. Фига – перст судьбы, указующий путь. А может, подыскать колледж в другом городе? Вообще хорошо!
Возвращаюсь в класс, считаю звонки. Из шести уроков не запоминаю ни одного. Время стало круглым и пустым, как в Янкиной песне, вроде прозрачного шара на воде в летнем парке. Есть такой аттракцион: здоровенная надувная сфера в бассейне – залезаешь в неё и болтаешься, как в невесомости. Примерно так я болтаюсь в школе, а потом снова улица, снова морось и мои ботинки, бодро шагающие неизвестно куда. Раз-два, раз-два, левой, левой. Плещется вода в бассейне, покачивается шар, сидит внутри девочка – и всё ей нипочём.
16
– Чего надо? – бабка Будды оглядывает меня с головы до ног. Не смотрит – а щиплет.
– Я к Будде.
Она приваливается плечом к дверному косяку и воинственно складывает руки на груди. Почти вижу, как из неё лезут дикобразные иглы – через кожу, через клетчатую байковую рубаху и треники – лезут и топорщатся в мою сторону. Это что-то новое. Она никогда не отличалась душевностью, но и злобной не бывала.
– И чего ты сюда ходишь? – презрительно цедит бабка. – Шаболда бессовестная!
Что?!. Сегодня магнитные бури или парад планет какой-нибудь? А может, на моей спине бумажка с инструкцией «ударь меня»? Открываю рот и снова закрываю. Наверное, похоже на конвульсивные рыбьи вдохи, когда что-то острое пробило губу насквозь и неведомая сила выдернула из воды.
– Нечего сказать? – каркает бабка. – А его дома нет, так что поищи в другом месте. С наркоманами вашими. И вот это забери.
Она запускает руку в карман, быстрое движение, дверь захлопывается.
Я наклоняюсь, подбираю с пола красные кружевные трусики. Те, что вчера вечером достала из рюкзака Эмани. Те, что бабка Будды только что швырнула в меня. И чувствую, как голодная чёрная дыра внутри наполняется жидким огнём.
Этот огонь я выплёскиваю спустя пару часов. После того, как обошла все известные вписки, выбралась на маршрут «Лысый – Колесо – Мелин переулок», обшарила все подворотни и додумалась заглянуть к Тим Санычу. Я плююсь огнём, словно мифический дракон. Я целюсь
