узнала Джорди на обложке «Нью-Йорк пост»; сама она все еще только шла к такой известности. Она никогда его не забудет. Никто его никогда не забудет. Джорди был первым, кто умер во время Утечки. В рассказе о его смерти не упоминалось, что он работал с Флосс, что поначалу удивило Орлу. К тому времени даже мимолетная встреча с Флосс была самым ярким событием в жизни многих людей, и любому репортеру с мозгами, умеющему пользоваться интернетом, не составляло труда раскопать связи Джорди. Потом Орла вспомнила: журналист, написавший о гибели Джорди, не мог видеть его страниц в соцсетях — и даже поискать его в «Гугле». Ему приходилось опираться на устные рассказы и бумажные издания. В статье приводились слова тети Джорди о том, что его только что приняли на юридический факультет. Прочитав подтверждение своему ехидному предсказанию, Орла буквально завыла и смяла газету в руке. Киоскер, уставившийся на белый экран своего теперь бесполезного телефона, опешил. «С вас доллар?» — сказал он Орле, однако таким испуганным голосом, словно только выносил этот вопрос на обсуждение. Орла бросила газету на землю и пошла дальше, продолжая плакать. Это было в то время, когда события уже повернулись хуже некуда и никто еще не предвидел, что в дальнейшем и вовсе разразится катастрофа. Тогда в вечерних ток-шоу еще шутили по поводу хаоса. И вечерние ток-шоу еще существовали.
* * *
Когда девушки приехали на Двадцать первую улицу, швейцар просиял так, что Орла поняла: они выглядят пьяными, — и, улыбнувшись привратнику в ответ, почувствовала себя другим человеком, привыкшим к подобному образу жизни. В лифте Орла протянула руку к кнопке с номером шесть, но Флосс шлепнула ее по руке и нажала на верхнюю кнопку. Последний раз Орла выходила на крышу вскоре после переезда в город. Однажды она поднялась туда вечером с книгой и бокалом теплого белого вина, потому что в свои двадцать два года она еще не знала, как его остудить. Крыша ее разочаровала. С единственной скамейки, стоявшей возле воздушных фильтров, ничего не было видно — перспективу загораживало соседнее новое здание. Пятнадцать минут Орла перечитывала одну и ту же страницу, пока не сдалась и не вернулась в дом, представляя, как люди, чьи окна выходят во внутренний двор, смеются над ней за ужином.
Угол, на который не падала тень от примыкающего здания, принадлежал обитателям пентхауса. Но Флосс прошагала прямо к воротам во дворик при нем, с грохотом открыла их и ступила внутрь, не оглядываясь на Орлу и не интересуясь, идет ли она за ней. Орла шла.
В садике стояли скромный уличный обеденный стол и ряд деревянных цветочных ящиков с хостами. Флосс пнула попавшуюся под ноги красно-желтую детскую машинку и вытащила из одного ящика бутылку виски. Над оградой садика расстилался ничем не нарушаемый вид в сторону Нью-Джерси. Солнце уже село, лишь гаснущее зарево светилось над Гудзоном. За спиной Орлы мерцало что-то еще, она повернулась и увидела за раздвижными стеклянными дверьми огромный телевизор, на котором мелькали новостные кадры, а напротив него — мужчину. Он откинулся на спинку дивана, положив ступни в черных носках на журнальный столик. Он без улыбки поднял бокал, приветствуя Орлу.
— Господи, Флосс, — прошептала она, — он нас видит.
— Ничего страшного. — Флосс отхлебнула виски. — Он разрешает мне приходить сюда. Все равно он здесь только ночует — работает здесь, а живет вообще-то в Делавере. — Она передала бутылку соседке.
— Но… — Орла посмотрела на детскую машинку и снова перевела взгляд на мужчину в пентхаусе: он наблюдал за девушками. — Это как-то странно.
Флосс пожала плечами.
— А что такого? Он, типа, украинец.
Они пили и разговаривали, хотя больше пили, и потому беседа все время буксовала. Орла догадалась, что Флосс хотела сначала напиться и ее напоить, а потом уже сказать то, что собиралась. Наконец, когда Орла ответила Флосс, кто жил в ее комнате раньше — косматая Жаннетт, мечтавшая стать спортивным комментатором, потом застенчивая Прия, к которой бесконечно приезжали родственники, — Флосс прервала ее и призналась:
— Я вообще-то знаю, кто ты. То есть знаю твое имя. Просто мне в голову не приходило, что ты моя соседка по квартире. Если честно, когда мы познакомились, я тут же забыла, как тебя зовут, — ну, как это часто бывает. Я решила, что ты Ольга. — Флосс вытянула вперед руки, покачивая бутылку за горлышко. — А оказалось, что все это время я жила рядом с Орлой Кадден. Я знаю, где ты работаешь.
— Где я работаю? — повторила Орла. Блогерство трудно назвать работой.
Флосс без тени сомнения продолжала:
— Сэйдж Стерлинг. Печально, что она умерла и все такое.
— Грустная история, — согласилась Орла. Как бы глупо это ни звучало, она даже скучала по Сэйдж.
— За прошлый год ты написала о ней сто двадцать три раза, — констатировала Флосс, проведя наманикюренным ногтем по экрану телефона. Орла увидела над списком заголовков свое имя и фотографию. — Здесь, например, ты перечисляешь ингредиенты салата, который она всегда ела, когда ее подлавливали папарацци, — пробормотала Флосс. — Мне это понравилось.
— Этот пост собрал самое большое число просмотров, — заметила Орла. — Даже больше, чем некролог.
Флосс подождала, когда утихнет сирена проезжающей мимо машины, и продолжила:
— Как думаешь, ты сможешь сделать то же самое для меня?
— Ну-у, — протянула Орла, — я просто позвонила в кафе, и мне рассказали, что ела Сэйдж. Ничего особенного, обыкновенный «Кобб» с незрелыми соевыми бобами.
— Я не о том. — Флосс отхлебнула виски и поставила бутылку на край крыши. — Когда ты в первый раз написала о Сэйдж, она была просто дочерью директора киностудии, и больше никем.
— Да, но потом она начала сниматься, — возразила Орла. — И после ремейка «В джазе только девушки» сразу стала довольно известной…
— Нет. — Флосс потрясла головой. Прядь искусственных волос стала сползать, и показался липкий корень. — Не сразу. Сначала она оказалась на той фотографии, потом все те модели появились на глупых мероприятиях в торговых центрах, где пьют и рисуют одинаковые картины. Потом их разместили в «Инстаграме», и ты написала пост, где опознала каждую по ее произведению.
Орла уже и забыла, как все начиналось.
— Одного этого было достаточно, чтобы у нее появился агент, — продолжила Флосс. — А он нашел того, кто прислал ей сапоги из белой кожи с радужной шнуровкой. Она их носила, поэтому производители сапог разослали фотографии блогерам. Помнишь, как ты их получила?
Орла кивнула. Пост, который она написала об этих снимках, назывался «Сапоги Сэйдж Стерлинг: белое предпочтительнее черного». «Мне кажется, не стоит шутить с белым и черным, — попыталась Орла поспорить с Ингрид, прежде