от всего мира на вершине неприступного монастыря.
Брата Клода передёрнуло.
– Боится? – опешил он. – Да ты что?
Он положил локоть на колено, подался вперёд со взмахом кисти – резкий и очень кубретский жест.
– Послушай, джана, – сказал он тоном, не терпящим возражений. – Я давно знаю Лазара. Я был совсем юным, когда решил вступить в орден, и послушником отправился в Хал-Азар. Да, я пробыл там недолго: повидал мир и убедился, что моё место здесь. Но сколько успел пережить! Мятежи, осады, песчаные бури, колдовскую чуму.
Он отрицательно закачал головой:
– Правда в том, что Лазар ничего не боится. Ни земных бед, ни небесного гнева. Он не боится ни колдунов, ни прецепторов – никого в целом свете.
Ольжана не знала, чему ей удивляться больше: то ли пламенной речи, а то ли тому, что брат Клод только сейчас упомянул свою жизнь в Хал-Азаре. Зачем была вся беседа до этого?.. Если бы Ольжана жила в таких дальних землях, то при знакомстве рассказывала бы об этом первом делом.
Брат Клод посмотрел на неё разочарованно.
– Неужели ты этого не чувствуешь?
Ольжана лишь развела руками. Ей казалось, что брат Клод говорил про другого человека. Про какого-нибудь воина, или интригана, или могущественного чародея вроде Йовара, но точно не про учтивого хромого лекаря, который местами был так трогателен, что хотелось потрепать за щёки.
– Я видела его напуганным, – призналась она. – Пару раз. Когда мы встретили на дороге лихих людей. – Она помнила: Лале держался чудесно, но говорил с ублюдками, сжимая свою ладанку чуть ли не до побелевших пальцев. – И когда нас чуть не нагнал… мой брошенный жених.
Тогда, в бане, после нападения чудовища, Лале выглядел так, будто ещё немного и упадёт в обморок.
Брат Клод недоверчиво засопел.
– Сомневаюсь… Может, тебе не то показалось?
– Может, – легко согласилась Ольжана, не желая ссориться. – Ты жил в Хургитане?..
Но разговор о его хал-азарском прошлом продлился недолго. Брат Клод не рассказал Ольжане ничего, чего не рассказал бы Лале, и беседа плавно вернулась к Кубретскому господарству; видно, брат Клод действительно любил свою родину.
Они обсуждали места, которые проезжали Ольжана и Лале, говорили о гостях и хозяевах, тостах и шутках, об огромных кувшинах вина, которые кубретцы запечатывали и зарывали в землю на рождение детей (а открывали – на их свадьбы). Говорили о перевалах и рудниках, одежде и мифах, о сказках про местных чародеев – тут Ольжана изобразила удивительную неосведомлённость. Брат Клод описывал, как однажды сбился с пути, когда с другим башильером возвращался в монастырь из Кубрета, – ездили на ярмарку. Они плутали до самой ночи, и наконец тропа вывела их на уступ, с которого открывался вид на замок, высеченный прямо в горе.
– Это обитель главного чародея наших краёв, – пояснял брат Клод. – Его зовут господин Грацек.
– Ба-атюшки, – тянула Ольжана. – Опасный, наверное, тип!
Брат Клод закивал. Мол, поэтому они со спутником тихо повернули назад.
Ну и когда они окончательно нашли общий язык, Ольжана поняла: брат Клод, как и Лале, любил рассказывать истории – но не в пример ему не любил, когда с ним не соглашались и пытались ввернуть своё. Так, описывая житьё господина Грацека, брат Клод заявил: в одной из башен тот держал в цепях своего безумного сына.
– А не дочь? – предположила Ольжана с самым наивным видом.
Она прикинулась бестолковой на случай, если это была тонкая проверка, – много ли знает зазноба Лазара о колдунах? Но брат Клод только поджал губы.
– Конечно, нет, – горячо опроверг он. – Однозначно – сын.
И больше Ольжана с ним не спорила.
Сын так сын. В остальном брат Клод был мил и совсем не страшен: только если жестикулировал – Ольжана боялась, как бы он случайно не задел её рукой с железным перстнем.
– Ладно, чародеи. – Взмах кистью. – Уживёмся как-нибудь. Главное, чтобы никто никому не вредил. Рассказывают, будто во времена наших прадедов под горой Ушпа обитал великан Даханвар – он был грозен и могуч и, если набирал полную грудь воздуха, мог сдуть с места целый каменный дом. Но наши предки были умны и договорились с Даханваром о мире – они не нападали на его жилище, а он не трогал их деревни. Наоборот, Даханвар угощал их добытой дичью, а люди его – молоком, лепёшками и вином.
– Мудро, – одобрила Ольжана. – А скажи…
Раздался стук в дверь.
Удар, вспомнила Ольжана. Удар, удар. Древесный треск, банный дым, рык и рёв.
Она стиснула юбку пальцами. Не глупи, велела она себе, сейчас полдень – рановато для Сущности. Но для монахов?..
Брат Клод ловко спрыгнул с подоконника и прокрался к двери пружинящим кошачьим шагом.
– Может, не открывать? – предположила Ольжана сипло. Невесело ухмыльнулась: – Или мне полагается через окно?
Брат Клод обернулся, показал ладонью – всё в порядке, мол. Сделал ещё несколько шагов и прижался к двери ухом.
Щёлкнул ключом в скважине. Бережно открыл дверь.
– Дж-жана! – Просиял он, впуская Лале. – Выспался?
Ольжана выдохнула. Слава Тайным Людям.
Лале выглядел помятым со сна. Пряди волос надо лбом были влажными – видимо, только умылся. Одетый в один из своих дорожных подрясников, с тростью в руках, он зашёл с лёгким полупоклоном и перевёл быстрый взгляд с брата Клода на Ольжану и обратно.
– Как… нога? – спросила Ольжана с подоконника. «Ваша» она проглотила в последний момент: едва ли она обращалась к любовнику на «вы».
– Да, выспался. – Лале кивнул брату Клоду. – Лучше, спасибо. – Это уже Ольжане. – Чем заняты? Развлекаетесь?
Голос – сухой и усталый. Глаза – чуть сощуренные, внимательные.
Рядом с братом Клодом он казался ещё более взъерошенным, чем обычно, – осунувшийся, сутуловатый, с разросшейся тёмной щетиной, но на Ольжану всё равно накатила нежность. Как если бы она увидела любимую поношенную вещь – не идёт ни в какое сравнение с новой, красивой, однако ж всё равно своя. И тут же себя укорила: глупое и жестокое сравнение. Лале не вещь, и уж тем более не её.
– Беседуем. – Брат Клод запер дверь и жестом предложил Лале сесть на кровать. – Ты был на кухне? Нет? Не завтракал?
– Идти далеко. – Лале опустился на край, вытянул ногу. Снова посмотрел на Ольжану. На брата Клода. Опять на Ольжану. – Какая ты довольная, аж лучишься. Уже не страшно?
Ольжана улыбнулась: нет.
– У нас есть еда. – Она указала на блюдо. – Поешь.
Брат Клод вернулся на подоконник, забрался на него с рысьей ловкостью. В солнечном свете плясали пылинки – келья точно светилась, и брат Клод тоже светился, как и рука Ольжаны, попавшая
