качели в уголке, их я не узнаю.
К Паше подниматься аж на пятый, иду и так же, как в моём подъезде, смущаюсь от того, что он идет сзади и может беспрепятственно меня рассматривать. И не знаю, что хуже будет для меня в данной ситуации: узнать, что он смотрит, или что не смотрит? Набираюсь смелости и поворачиваю голову. И… он смотрит! Он еще как смотрит! Янтарные глаза потемнели и не выпускают из поля зрения моей фигуры. Заливаюсь краской и отворачиваюсь, считая ступени.
— Паап, смотри, кого я в гости привёз, — громко говорит Паша, пропуская меня в квартиру.
В прихожую выходит Виктор Александрович, отец Паши, высокий молодой мужчина очень приятной внешности, у нас весь двор на него слюни пускал, да и сейчас, могу поспорить, ничего не поменялось.
— Как приятно тебя снова увидеть, Ева, — и сердечно обнимает меня.
— Добрый вечер, — пищу я.
— А сына? — раздается сбоку недовольно от Паши. В его глазах я вижу… зависть? Что его отец меня обнимает, а он нет? Может ли это быть так?
Виктор Александрович смеется и обнимает сына тоже.
После быстрого чаепития на кухне решаем ложиться спать, время уже позднее, а на завтра много планов.
— Вам постелить вместе? — спрашивает Виктор Александрович.
Я мгновенно опускаю глаза в пол. Не вижу, но ощущаю, что мои щеки по цвету начинают напоминать помидор.
— Я в зале на диване посплю, пап, — отвечает Паша.
О боги, что теперь про меня подумает Пашин отец? По возрасту у нас с ним разница меньше, чем с Пашей. О чём я думала вообще, когда сюда приехала? Топит меня, топит в чёрном омуте, затягивает в водоворот какой-то поток этих мыслей. Быстро моюсь в душе, ругаю себя за то, что взяла пижаму с шортами, а не длинными штанами, мышкой пробегаю в Пашину комнату и, только закрыв дверь, выдыхаю. Обхожу комнату по кругу, любуюсь Пашиными грамотами за спортивные соревнования, хихикаю при виде его фотографии из армии, на которой его голова побрита, и, наконец, ложусь в постель. Уснуть долго не получается, несмотря на усталость, будоражат мысли, что лежу я сейчас в кровати, в которой обычно лежит он.
Утром, одевшись в удобную рабочую одежду и взяв с собой некоторый инвентарь для уборки, мы с Пашей едем на кладбище.
— Мамочка…, - срываюсь на бег, как только вижу впереди знакомый памятник, на ходу размазывая набегающие слёзы. — Как же я виновата перед тобой, что меня так долго не было…
— Не сердитесь на неё, Тамара Михайловна. Знаете же, что дочка вас очень любит, но и она трудные времена переживала, — говорит Паша, подходит ближе и… подмигивает фотографии моей матери!
И тут я замечаю, что могила не так уж и заброшена, как я себе представляла. Да, накидало опавших листьев, кое-где сухие стебли каких-то цветов, но земля вокруг выстлана плиткой с орнаментом, от чего трава практически не пробивалась, и не заросло всё вокруг.
— А это откуда? — перевожу растерянный взгляд на Пашу.
— Убирал немного, пока в армию не забрали, да и после слегка, — не смотрит на меня и бубнит под нос нехотя, явно преуменьшая свои труды, — А плитку мы маме перекладывали, попросил отца заказать чуть больше. Мне Тамара Михайловна как вторая мама была, так что это пустяки.
Порывисто обнимаю его, но отпускаю, когда ощущаю горячее прикосновение руки к своей спине. Боюсь я. Боюсь сгореть в этом огне. Но так хочу…
Берёмся за дело, быстро вдвоем сметаем листья, вырываем сорняки, срезаем сухие стебли, протираем памятник и убираем мусор.
— Зайдем и к моей маме? — спрашивает Паша и смотрит на меня с такой надеждой.
— Конечно, — шепчу в ответ.
Не смея нарушать тишину разговорами, под шелест листьев и пение птиц идём по узким тропинкам между оград в ту часть кладбища, где могилы постарше. Останавливаемся у памятника с изображением красивой молодой девушки. Земля выложена той же плиткой, что у моей мамы, вокруг низкая оградка в виде цепей, на территории есть скамейка. Состояние у могилы идеальное, в уборке она явка не нуждается.
— Ты очень на неё похож, — говорю. — Скучаешь?
— Я ведь её совсем не знал, — переводит взгляд на меня. — Так что не могу сказать, что скучаю, как ты. Но мне было грустно, когда бывал у тебя в гостях, видел вас с мамой и представлял, что так могло быть и у меня.
Мне хочется расспросить подробности, ведь всё, что я знаю, это что случилась какая-то страшная авария, но в этот момент мне кажется это настолько неуместным, что я не смею.
Павел
Высадил Еву у своего дома, она надумала готовить ужин, а сам помчался в сервис.
На территории у нас сегодня людно. Стоит пару машин и снуют туда-сюда люди. Егор курит у угла ангара. Подхожу, здороваемся за руку, сигарету в левой держит.
— Знаешь, кто это? — взгляд цепкий, напряженный из-под бровей мне за спину кидает.
Там возле Логана парочка стоит, он наружности неприятной, не в смысле урод или оборванец, а просто ощущение такое нехорошее его лицо создает, и взгляд недобрый. И она от людей подальше жмётся, но не к нему, а к двери машины, в длинной платье закрытом, из-под лёгкого пальто выглядывающем, красиво повязанном на голове платке, а когда спиной оборачивается, вдоль позвоночника коса пышная лежит, светлая, до самого пояса.
— Её не знаю. А это Семён Баженов, видел его у отца в конторе пару раз. Но он из этих, — понижаю голос, — из сектантов.
Ни для кого из жителей городка не секрет, что за его чертой выстроили своё поселение какие-то религиозные фанатики, не вдавался в подробности, кто именно, не интересуюсь.
— Понял, — мрачнеет Егор, глядя, как Баженов по-хозяйски усаживает девушку в машину.
— Что-то случилось?
— Приезжают не первый раз, а я не в курсе, просто любопытствую, — тушит сигарету и ведёт меня демонстрировать фронт работ.
Вымазался, как чёрт, пока до вечера в яме и под капотом проторчал, хорошо, что
