тоже была она, свобода.
Маша с нетерпением дождалась ночи.
Небо так и не расчистилось, но бледное пятно луны всё же проступало сквозь пелену облаков. Затаив дыхание, Маша осторожно приоткрыла входную дверь. Всё было тихо, лишь лёгкий ветерок шелестел листвой. Справа стояла чёрная полоса леса, а слева, в ночной темени, проступали мрачные силуэты деревенских изб. В окнах некоторых домов теплился желтоватый свет.
В голову Маши полезли мысли о том, что спокойствие это обманчиво, что Грыжа прячется неподалёку и только и ждёт, когда мышка высунется из норки. Машу никогда не пугала ночная темень, однако сейчас эта темнота казалась ей враждебной. Но не стоять же возле порога, мучаясь от жажды? Нужно было решаться. Пришлось выругать себя за трусость, ведь с таким настроем даже с крыльца спуститься не хватит духа. И куда только подевался тот решительный настрой, который был днём? Ждала с нетерпением ночи, а теперь шагу сделать не может. Пить хотелось ужасно, даже голова немного кружилась. Маша стиснула зубы и сказала себе твёрдо: «Никакой опасности нет! Грыжа сейчас пьянствует в вонючем доме!»
Внушение сработало, страх немного отступил. К тому же, облака расступились, и ночная тьма разбавилась призрачным лунным светом.
Пригнувшись, то и дело озираясь, Маша переступила порог, спустилась с крыльца и, к своей радости, заметила совсем рядом, возле стены дома, железное корыто. Вчерашний ливень наполнил его до краёв дождевой водой. Полностью позабыв обо всех тревогах, Маша бросилась к корыту, упала на колени и принялась жадно пить, не обращая внимания на плавающий в воде сор. Это была эйфория. Каждый глоток вызывал ощущение возрождения, обновления. Жажда отступала, словно злобный зверь.
Маша отстранилась от корыта, отдышалась, а потом сделала ещё с десяток глотков. Всё. Напилась. Набралась жизненных сил. И ночь больше не казалась враждебной, и мысли о Грыже не лезли в голову. Хорошо. Совсем расхрабрившись, Маша зачерпнула воды ладонями и принялась умываться – очень уж не хотелось снова увидеть в зеркале свою чумазую физиономию.
Умывшись, она сбегала в дом. Вернулась с ведром и ковшиком. Наполнила ведро водой и облегчённо выдохнула: теперь ей не грозила жажда, по крайней мере, в ближайшее время. И собственное положение больше не виделось таким уж плачевным.
Она взглянула в сторону деревни и сразу же отвернулась. Не хотелось смотреть, ведь там вонючий дом, там Грыжа и отрубленная голова отца. Лучше глядеть на луну, пока та снова не скрылась за облаками. Усевшись на нижнюю ступеньку крыльца, Маша устремила взгляд к небу. «Всё изменилось, – поведала она луне. – Я сбежала от Грыжи. Подскажи, что мне делать дальше?»
И сама же ответила вслух:
– Ждать.
Ей казалось, что это правильный ответ. Если не знаешь, что делать, остаётся только ждать. Возможно, завтра или через неделю найдётся иной, лучший ответ. Но не сейчас.
Луна скрылась за облаками и Маша, взяв ведро и ковшик, зашла в дом. Она была собой очень довольна, ведь не побоялась же сделать вылазку, поборола страх. Маленький шажок по тропе перемен. Оставалось только надеяться, что тропа эта не заведёт в страну кошмаров.
Маша улеглась на ложе из стульев. Она думала о том, что у неё теперь есть ящик с едой, ведро с водой и вообще всё, что находиться в этом доме. А ведь ещё вчера не было ничего, кроме старых потрёпанных журналов. Так странно. Теперь она сама по себе. Одна. Хотя нет, в избе ведь ещё есть Аглая, мёртвая старуха.
Приподняв голову, Маша взглянула на занавешенный дверной проём. Стало любопытно. Возникла мысль заглянуть в ту комнату. Завтра, когда будет светло. Хотя бы одним глазком взглянуть. Однако поразмыслив немного, она решила от этой затеи отказаться: пускай Аглая лежит себе спокойно. Не нужно её тревожить. Да и страшновато было смотреть на мёртвую старуху.
Маша зевнула, устроилась на стульях поудобней и скоро уснула. В этот раз ей привиделась луна – она была огромной, в полнеба. Вокруг неё танцевали звёзды. У ночного светила были глаза и рот. Луна улыбалась.
Время приближалось к двум часам ночи, когда Маша проснулась. Её разбудил какой-то звук. Шорох? Вздох? Она не была уверена. Прошла минута, другая. Тишина. А может, звук приснился?
Маша уже было успокоилась, как в соседней комнате, словно сухая листва прошелестела. Всколыхнулась занавеска. И снова тишина. Что это было? Сквозняк? Маша, закусив губу, торопливо перебралась из своего ложа в угол комнаты. Здесь она чувствовала себя спокойней. Долго сидела, тараща глаза на проём в соседнюю комнату и слушая стук своего сердца. В голову проникали страшные мысли: «Там за занавеской бродит мёртвая хозяйка. Там происходит что-то страшное…»
– Не пугай меня, Аглая, – плаксиво попросила Маша.
Из соседней комнаты снова донёсся шелест, и ей почудилось в этом звуке едва различимые слова: «Ничего не бойся». И как по волшебству страх отступил, сменившись приятной истомой. Веки налились тяжестью. Маша успела мысленно поблагодарить Аглаю, прежде чем уснуть.
И снова ей привиделась огромная улыбающаяся луна.
* * *
Утро выдалось ясным. Солнечные лучи радостно врывались в окна, с улицы доносилось возбуждённое пение птиц.
Маша зевнула, пробуждаясь. Потянулась. На этот раз у неё не было чувства дезориентации. Она точно знала, что находится именно в жилище Аглаи, мёртвой старушки, которая ночью сказала: «Ничего не бойся». Впрочем, Маше сейчас казалось, что эти слова ей померещились. Покойники ведь не умеют говорить. Или умеют? Некоторые. Такие, как Аглая. Да, на этот счёт небольшие сомнения всё же были.
Маша поела сухарей и тыквенных семечек. Выпила воды. Она всё больше ощущала себя свободной, раскованной. О Грыже и о погибшем отце старалась не думать – если возникали в голове такие мысли, гнала их прочь.
Ей вообще хотелось забыть всё плохое, поставить непроницаемый барьер между прошлым и настоящим. Но она сознавала: это невозможно. Плохое и страшное из прошлого всегда будет её преследовать, являться в ночных кошмарах. Можно как сейчас стараться не думать об этом, однако гнать неприятные мысли вечно не получится.
Насытившись, Маша насыпала немного гречневой крупы в миску и залила её водой. Она не была уверена, но, кажется, примерно так делала мать – просто в памяти что-то шевельнулось, возник размытый образ. Было любопытно, что получится. Ну, в самом-то деле, не есть же гречку сухой? Эти зёрнышки даже нормально не пережёвывались.
Но чтобы из этой затеи ни получилось, а Маша уже была довольна: ей нравилось экспериментировать, познавать, действовать и даже, возможно, ошибаться. Ведь это были очередные шажки по той самой тропе
