с травмпункте я впервые заметила, какой необычный цвет у его глаз – светло-карие, янтарно-жёлтые, с коричневым ободком по внешнему краю радужки.
Вечером следующего дня мы всей компанией сидели на озере и жгли костёр. Я присела на камень рядом с Саней Злым, убедилась, что на нас никто не смотрит.
– Саня, что у Шерхана с лицом? – спросила я.
– Ну, синяк, – ответил он.
– Да я вижу. У Доброго губа разбита. Что случилось? – сказала я.
– Разговор у них был. Не лезь туда.
– Ага, два друга просто поговорили – у одного фингал и нос разбит, у другого – губа, и ухо синее.
– Мне сказали лесом посылать тебя с вопросами.
– Я не посылка, Злой. Не работает эта тема. Ну?
– Андрей что-то там сказал, ну вроде, что ты становишься конфеткой, и Добрый ему вмазал, чуть не прибил его, еле растащил их.
– Что я не так сделала?
– Нет, всё в норме. Добрый злится, что его не было, когда ты прилечь с Ямахой решила, и что в больнице его не было, когда тебя штопали.
Видимо, конфликт был исчерпан, потому что парни общались, как и раньше, будто ничего не произошло.
Языки пламени тянулись вверх, дрова потрескивали. Добрый взял гитару, коснулся струн и почти на ощупь стал настраивать ладовые дорожки. В полумраке при свете огня мне отчетливо были видны очертания его фигуры, его лицо, очерченное жёстким тенями, он напоминал мне Ункаса, героя Купера, как я представляла его себе. А затем он начал играть. Его пальцы перебирали струны, глаза смотрели вперёд, но ничего не видели. Он был не здесь. Звуки обретали форму, ноты складывались в «Nothing Else Matters» группы Metallica. Гитара была его продолжением, и ему не требовалось каких-то дополнительных усилий, движения он помнил наизусть.
В моё сознание вместе с нотами и звуками прорвалась щемящая тоска, и почему-то захотелось плакать. Я была уверена, что невозможно так играть, когда ничего не болит. Когда его красивые длинные пальцы коснулись струн в последний раз и звуки затихли, я подвинулась к нему, горячо обняла и прошептала: "Я тоже так хочу. Научи меня".
И три оставшихся до отъезда дня Добрый учил меня играть на гитаре. Обычно он садился сзади меня и направлял мои неумелые руки, помогая взять гитару правильно, настраивать ладовые дорожки, показывая, как надо касаться струн. Потом мы учили бой, и наши руки порхали как птицы. Я всегда чувствовала спиной его горячее тело, это волновало меня и придавало мне уверенности.
Моя внутренняя маленькая девочка взяла иголку с ниткой и аккуратно начала зашивать дыру в сердце, стягивая края. Всё стало как прежде, только теперь я ценила каждую секунду, проведённую с моим другом.
Когда я приехала домой, родители купили мне гитару, и в сентябре я пошла в музыкальную школу.
Игра на гитаре давалась мне легко, всё свободное время я играла. А в голове в этот момент звучала «Nothing Else Matters» Metallica, перед глазами был Добрый с глубокими тенями на лице и задумчивым невидящим взглядом. Моя гитара, ощущения пальцев, касающихся струн делали меня ближе к нему. В моём воображении именно в этот момент он сидел, держа на коленях гитару, и перебирая струны, играл ту же мелодию, что и я.
Июль 1994 года
1994 год – это была катастрофа по имени «Мелисса». До сих пор «Мелисса», наряду с «Джуди», остается самым мощным тайфуном, обрушившимся на наш край. Последствиями разгула стихии стали обширные наводнения. 11 человек погибли, 28 тысяч – пострадали. Из опасных зон эвакуировано более 4 тысяч человек.
Я пропустила это лето.
В тот год я впервые приехала в город Звёздный зимой. Мне было четырнадцать, и мне очень хотелось провести новогодние каникулы в месте, где много снега. Из моих личных наблюдений, на побережье так себе зима. Почти всегда сильный ледяной ветер, из-за высокой влажности кажется, что тебя пронзают тысячи ледяных иголок. Ни одна одежда не спасает тебя в полной мере от этих неприятных ощущений. Даже небольшая минусовая температура воспринимается как холод собачий, и ты представляешь себя жителем Крайнего Севера. Независимо от возраста и применяемых защитных средств, у людей всегда обветренные лица, губы, руки. Санки могут простоять всю зиму в гараже, потому что за всю зиму может не случиться хоть один приличный снегопад, или свежевыпавший снег тут же растает или же его раздует ветрами. Единственное, чего на побережье с избытком, так это льда, который различными слоями покрывает любые поверхности, от пешеходных дорожек, до ступеней лестниц и карнизов. Безрадостная картина, скажу я вам – серая голая земля, в некоторых местах с редкими проплешинами желто-коричневой пыльной прошлогодней травы, с разбросанными островками льда, вечно пересыпанные песком дорожки, отчего лёд делается грязным и становится ещё менее привлекательным. Пожив на побережье Японского моря, кажется, что про лёд ты знаешь всё – чистый прозрачный лед, пыльный лед, грязный от песка лёд, лёд, перемешанный с золой, лёд, покрывающий остаток сугроба с прошлого снегопада.
В Звёздном всё совсем по-другому. Зимой там живет новогоднее настроение, в январе на каникулах всегда идет снег, а в конце декабря на площади ставят пушистую новогоднюю ёлку, улицы украшают гирляндами. Сам город окружён тайгой и лыжными базами, и урок физкультуры зимой – это всегда соревнования по бегу на лыжах и хоккей.
В моём детстве предупреждать о приезде, когда даже домашний телефон считался роскошью, было не принято, мы просто покупали билеты и ехали. Жизнь была наполнена сюрпризами гораздо больше, чем сейчас. Поздно вечером мы с папой сошли с поезда, взяли такси и уже через полчаса обнимали родных. Почти с порога я узнала печальную новость, из-за которой моё сердце сжалось. Родители Димы Доброго погибли в автодорожной катастрофе чуть больше месяца назад. Был снегопад, машину занесло, и они выехали на встречную полосу движения. Погибли сразу на месте. Добрый остался совсем один. Через неделю будет сорок дней, Дима должен вернуться из столицы региона на днях. Я пытала Лёху два дня, каждый раз, когда он возвращался домой, и когда, на третий день, я услышала, что Дима приехал, я в две секунды оделась и помчалась к нему. Он открыл дверь, и я с порога обняла его и прижалась к нему, как будто хотела разделить его боль и забрать ее часть, впитать её в себя через объятия. Он молча прижимал меня к себе в ответ. Я не знала, что сказать, у меня не находилось подходящих слов, чтобы
