не сдержав негодования, изо всех сил пнул убитого. Чуть не упал, поскользнувшись на крови. Пнул еще раз.
— Ты его и так уже зарезал, — хмыкнул Бертран, — поздно ребра ломать.
— Ничо, пойдет, — просипел мечник и повернулся к Суи, — думал, ты тупой селюк, кинешься защищать, не по-божески, мол, все такое.
— Плохо ты, брат, селюков знаешь, — покачал головой Бертран. — Мы умные. Иногда даже слишком. Только никому об этом не рассказываем.
— Ну! — радостно произнес Хунтей. — А ты ничо так, духовитый! Я ведь сразу понял, что ты четкий, по жизни ровный! Как я! — он похлопал себя по груди ладонью. — А такие, должны по жизни вместе идти! Брат за брата — это свято!
Бертран кивал в такт сбивчивому тарахтению. Хунтей же, разошелся не на шутку, озвучивая столь грандиозные планы на будущее, что и Старый Император бы не погнушался таким размахом. По всему выходило, что главное, добраться до Таилиса. А там жизнь так резво рванет вверх, что только успевай новые мешки подставлять под безанты с фениксами старой чеканки! Что это за монеты Бертарн понятия не имел, ему и серебрушка, обычный грошик, была за счастье, видывать кое доводилось нечасто. На деревне деньги не в ходу ибо мало их, в основном обмен. Товар на товар или на домотканые холстины, которые вместо монеток. Но звучало очень красиво, по-богатому. Беза-а-ант… говоришь — а в ушах прямо звенит грядущее богатство. Интересно, насколько это больше того серебра, что досталось в наследство от старосты? В дюжину раз? В две?
Наконец, утомившись болтать, Хунтей завалился спать. Но еще долго бормотал во сне и размахивал руками.
Бертран засыпать не рискнул. Причин было множество. С одной стороны, как он не раз слышал, на свежую кровь любят приходить не только мелкие и крупные хищники, но также слетается нечисть и нежить, благо до Пустошей, где им самое раздолье, меньше десяти пеших переходов. Для какой-нибудь безумной твари — вообще не расстояние. Пробежит за пару ночей, разбрасывая пену с пасти…
С другой стороны, стоило только опустить веки, как перед глазами вставала страшная картина — хрипящий от боли и ужаса Руфер и Хунтей, скалящийся, как самый настоящий выходец из Пустошей. И пилящий, пилящий глотку тупым обломком.
С третьей — Бертран боялся. Заснешь, проснешься, а голова рядом лежит, в кустиках. И получится одно сплошное недоразумение. И шапку не надеть, и все планы по одному месту пойдут. И топор в чужие грязные руки попадет. Да и вообще как-то неприятно все… Суи, конечно, десятки раз видел, как режут скотину, да и сам не гнушался. И как-то по умолчанию думал, что человек с перерезанным горлом помирает так же как свинка в умелых руках мясника, то есть быстро и без лишних мучений. А тут… херня какая-то, а не душегубство! Грязная и противная херня. В голову сами собой полезли мысли, что он то — Бертран — появись надобность приморить нудного спутника, сделал бы все по-иному. Аккуратнее, что ли… Ножик опять же, точить надо перед ответственным делом.
Так он и пролежал, глядя на звездное небо над головой и прислушиваясь к пустоте внутри себя, а также к «напарнику».
* * *
Утром все выглядело еще непригляднее. Нечисть обошла их стороной, зато голодная лесная живность так и кишела. Жучки, паучки, мухи… Прибегал то ли хорек, то ли ласка, обгрызла Руферу ухо. Кровь подсохла, в самой большой луже лапками вверх плавало несколько утонувших ос.
Хунтей безмятежно дрых, сопел в обе дырки, блаженно попердывал. Бертран постоял над спящим, сжимая теплое топорище. Пнул по ноге, постаравшись попасть по косточке.
Убийца подскочил с диким воплем. Грянулся о землю. Узнав Бертрана, ухмыльнулся, начал тереть заспанное лицо.
— Видел бы ты сейчас себя, — вздохнул Суи, — упырь чистейших кровей.
— Ничо, — Хунтей запустил пятерню в волосы, почесался с наслаждением, — скоро у нас самые лучшие зеркала будут! Насмотримся, йопта!
— Но ты лучше заранее отмойся, а то нас и в город не пустят. Решат, с Пустошей сбежали.
— А и пусть! А и ладно! — загоготал Хунтей. — Пусть боятся!
Бертран покосился на давно уже остывшее тело.
— Пошли, что ли?
— А пожрать⁈ — рожа Хунтея вытянулась, как у коня.
— На ходу пожрем, — отрезал Суи, — ты же тут развел… бордель! Радуйся, что только хорек приходил. А вдруг медведь?
— У вас тут медведи водятся? — явственно посерел недавний храбрец. — Горы же далеко!
— Ну не прям под каждым кустом, — пожал плечами Бертран, — но заходят часто. В том году у нас в селе трех коров задрали, и пастуха. Пастуху левую ногу съели. И правую руку. Смеху ради, как мы поняли.
— Жути-то нагнал!
— Сам спросил.
— Ну тоже верно, чо. На ответочку нарвался!
Уходя от выворотня, Бертран на миг задержался, бросил последний взгляд на покойника. На окровавленном лице видны были только глаза, уже подъеденные лесной мошкарой. Тусклые провалы в смерть.
— Пока не отмоешься, идем вдоль тракта, на дорогу не лезем. А ведь, серьезно говорю, примут тебя за выродка какого-то, да копьем сунут. Прям в печенку. От твоей рожи молоко поскисает!
Хунтей спорить не стал, признав безоговорочную правоту напарника.
* * *
Ближе к началу дневной стражи, сократившаяся на треть компания вышла к воде. Река носила название Бегер, и в нижнем течении разливалась на несколько перестрелов*[мера длины, примерно метров 200–250]. Бертран сам не видел — от знающих людей слышал. Сам-то он, первый раз в жизни отошел так далеко от деревни. До чего жизнь довела-то!
— Уверен, что Бегер, а не какая другая? Чот я про такую и не слышал, еба! — сомневался Хунтей, глядя на реку из прибрежного ивняка. Пыль смешалась с кровью и потом. Получившаяся смесь высохла, образовав жуткую маску. Бертран все не мог привыкнуть к страхолюдной харе товарища.
— Других тут и нет, — помотал головой Суи. — Ручьев много, конечно, но чтобы прям река-река… — он помотал головой. — Нет, больше ничего, кроме Бегера.
— Да чо ты завелся, а? Бегер, так Бегер! — Хунтей шумно потянул носом. — Только вот мне те парни не нравятся.
— Они никому не нравятся, веришь или нет.
По ту сторону моста, располагался пост, обнесенный забором из заточенных бревен. Проверяли всех, едущих и идущих по тракту. Сколько там стражников всего, посчитать не получалось — иногда виднелись головы, да мелькнуло поднятое копье.
Проскочить не было ни малейшей возможности — и не хотелось повторять судьбу бедолаги, повешенного шагах в двадцати от поста. Пробиваться же силой… Бертран потряс головой — на подобную глупость в компании с таким товарищем, он бы не решился и за бочку золота.
Хунтей, похоже, тоже оценивал вероятность победы здраво, поэтому ограничился тем, что пробурчал о том, что стражников надо резать ночью и спящими. Иного, мол, и не заслуживают.
— Думаю, ночью у них горят факелы, не подобраться.
— Да и фишку рубит один-два. Все за раз не дрыхнут! Не, братан, не пройдем никак. Ты в списке, а про меня — вообще отдельный указ был! — с гордостью «признался» Хунтей. — Повяжут, пернуть не успеем.
— Надо идти другим путем, — сплюнул Бертран.
— Вплавь⁈ — Хунтей ткнул пальцем на реку. Воды Бегера проносились мимо их укрытия с ошеломительной скоростью. Не каждый лодочник рискнет!
Суи глубоко вздохнул.
— Полетим, блядь. Не тупи, брат. Поднимемся выше, в верховьях несколько бродов есть.
Брата такого он пожелал бы разве что злейшему врагу, но Бертран уже начал постигать тонкости общения с лихими человеками. Да и вообще пришел к соображению, что лести много не бывает, надо лишь говорить ее в правильные мгновения. Назвал «братом» ублюдка или жопоеба бесчестного — от тебя не убудет, а ему приятно, на душе светло. Все польза — и притом совершенно бесплатно, потому что слова, они как ветер, ничего не стоят. А повесить его можно будет потом.
— Откуда знаешь? — прищурился подозрительный мечник.
— Отец рассказывал, — вздохнул Бертран.
— Батя пиздеть не станет! — удивительно быстро сдался ворчливый Хунтей. — Пошли искать батин брод, чо! Ток такой, чтобы на ходу выдры за пятки не кусали!
— Не боись. Наши выдры сразу в горло бьют. Ученые!
— Утешил, бля!
* * *
Искать удобное место для перехода пришлось долго. Судя по солнцу, вот-вот должна быть начаться вечерняя стража.
— Как бы опять в лесу ночевать не пришлось! И где этот твой батин брод?
Бертран оглянулся на Хунтея, который от усталости даже перестал коверкать разговор погаными словами.
— Нам что так, что так ночевать под кустом. До Таилиса еще день
