Алевтина тот редкий тип людей, с которыми комфортно молчать, но именно рядом с этой девчонкой мне хотелось говорить без остановки.
— Сколько детей у вас в семье? — в несколько шагов я поравнялся с нею.
— Много, — уклончиво ответила птичка, глядя куда-то в перед. На меня она старалась не смотреть и это злило. За то недолгое время, что мы были знакомы, я привык угадывать ее по малейшим изменениям в мимике. Она смешно морщила нос, хмурила лоб, не боясь ранних морщин, поднимала брови в удивлении, и часто моргала, чтобы прогнать печаль и подступающие слезы. Теперь же я не видел ничего. Я перерезал девчонке дорогу и остановился прямо напротив коляски, так, что наши взгляды снова пересеклись.
— Много это сколько?
— Много это много.
— Ты ведь не самая младшая, почему тебя все называют Лялей?
— Так сложилось исторически, еще со времен татаро-монгольского ига…
— Хватит! — она вздрогнула и с недоверием посмотрела в мою сторону, будто не понимала, что я могу повысить на нее голос. Отлично, теперь мне стало стыдно: — Извини, этот ребенок все время крутится, я не привык носить детей на руках. Я не хотел на тебя кричать.
— Допустим, — Аля залезла в сумку, достала из пакета дольку яблока и засунула брату прямо в рот. Тот замолчал и принялся сосредоточенно грызть лакомство, тем самым подарив нам несколько мгновений тишины.
— А как бы тебе хотелось, чтобы тебя называли?
Алевтина затормозила от неожиданности. Она отпустила ручку коляски и свободной рукой почесала переносицу.
— Никогда не думала об этом…Наверное…мне нравится, когда меня зовут Тиной.
— Очень приятно, Тина, я Андрей. Как-то не было времени представиться. — Я перекинул маленького засранца через плечо и попытался пожать Алевтине руку, но та только отмахнулась от меня.
— А я знаю, вы Андрей Воронцов.
— Откуда? — опешил я.
— Я ваш паспорт нашла. В сумке. Вместе с лекарствами.
— Ты должно быть шутишь?
Она обернулась и вздернула подбородок, демонстрируя самый решительный вид:
— Я никогда не шучу, забыли?
Забудешь такое, как же… Вообще я не на шутку напрягся. Помимо прочего девчонка рылась в моих документах, контрактах и договорах, мало ли что она могла там отыскать и воспользоваться в своих корыстных целях.
— И много ты прочитала в моем паспорте, — нарочито безразличным голосом начал я.
— Не очень, — она пожала плечами, — родился в Москве, женился там же. Это же просто паспорт, что там интересного?
Я не стал рассказывать дурехе, что имея на руках чужие документы, можно и узнать и сделать очень много всякого. Интересного вряд ли, а вот разного дерьма — пожалуйста.
— И что, сразу пробила меня в социальных сетях?
— Зачем? — Удивилась она. — Тем более, у нас нет социальных сетей.
Теперь настала моя очередь удивляться.
— В смысле?
— В коромысле, мы ими не пользуемся, просто нет такой надобности.
Видя неверие на моем лице, она вздохнула и, потянувшись в карман на козырьке коляски достала свой телефон. Старый, кнопочный, с большими облезшими клавишами, на которых давно уже стерлись цифры. На таком не то что Телеграм не установишь, на нем связь можно поймать высоко в горах, стоя на одной ноге и призывая молнию себе в помощь. Наконец страшная догадка озарила меня:
— Тина…вы сектанты?!
— А вы дурачок? — хохотнула она.
— Что?! Я нет.
— Ну и отлично, значит мы оба заблуждаемся в своей оценке друг друга. Кстати, уже пришли.
И она затормозила перед одноэтажным зданием, украшенным уродливой аркой из воздушных шаров. Розового цвета, разумеется.
То, что все называли рестораном, оказалось университетской столовой. В таких я не бывал…собственно говоря, никогда. Теперь же с интересом разглядывал растяжку над молодоженами, сидя в самом конце бесконечно длинного стола. Слева от меня незнакомая тетка, справа еще одна и их обеих до смешного печалило, что посередине, как тюльпан среди ромашек, восседал я.
— Ешьте салатик, ну очень же вкусный, — ткнули меня слева.
— Курник тает во рту, а вот соленья заветрились, говорила я Насте, нужно все пакетами обложить, — раздавалось справа.
Каждое их глупое слово как молоток било прямо по мозгам: тук-тук-тук. И снова тук. Но я не двигался с места и продолжал разглядывать гостей, делая выводы. Вот они:
1. В невесте не было и грамма обаяния Алевтины. Она оказалась красивей и как-то ухоженней младшей сестры, но глупая улыбка на глупом лице портила весь образ.
2. Семья жениха явно богаче Скобеевых. Они это знали и кичились, всячески подчеркивая свой статус в тостах и несмешных шутках.
3. Еда на вкус как вата.
4. Ни моей жены, ни кого-то на нее похожего в зале не было.
Я встал из-за стола, чтобы пройтись по залу и найти загадочную девушку в изумрудном платье, как вдруг на меня налетела она.
— Осторожно! — Счастливое нечто с разбега врезалось мне в спину и взвизгнуло, пролив на рубашку что-то холодное. Черт, это начинало входить в ее привычку. — Ой, Божечки, Андрей, я совсем не хотела. Да что за день сегодня такой, давайте я вам быстренько все застираю?
— Серьезно? — Я оглянулся, чтобы разглядеть, какого цвета пятно красуется у меня на спине. Одно радовало, в бокале было не красное вино. — Прямо на мне застираешь, или предлагаешь разбавить торжество мужским стриптизом?
Она разочарованно повела руками и состроила такую печальную гримасу, что мне тотчас расхотелось ругаться.
— Кажется, Алевтина, у тебя проблемы с координацией, ты все время спотыкаешься и падаешь, — я огрызался уже по привычке, вяло и без огонька.
— Эй! Все отлично у меня с координацией! Вы бы видели, как я танцую.
— Так покажи, — отшутился я.
Словно подслушав наши слова, музыканты, все это время настраивающие инструменты, заиграли пробную песню. Не медленный вальс, на что рассчитывал я, а что-то быстрое и динамичное. Что-то непригодное для танца вдвоем.
Алевтина демонстративно подмигнув мне, кинулась в центр зала, туда, где расступилась толпа гостей, образовывая небольшой круг.
— Опять она начинает, ни минуты покоя с девчонкой, — выругался кто-то у меня за спиной. Обернувшись, я заметил маму Тины. Та неодобрительно поморщилась и отвернулась в сторону, лишь бы не видеть, как отплясывает ее дочь. А зря. Зрелище было поистине незабываемым.
Алевтина двигалась раскованно, но не вульгарно, нет. Было в этом что-то призывное и при этом совершенно невинное. Покачивание бедрами, прогиб в спине, мягкие движения рук и такое детское, непосредственное личико, что любые грязные мысли разбивались прямо на подлете. Ее тело было грациозным, жесты смелыми, а взгляд несмешливым и хитрым:
