— Как он? — Алевтина заинтересовано подняла глаза.
— Уже освоился. Понадобится какое-то время, чтобы разобраться с бумагами. Начинать с нуля всегда не просто, но у нас двоих уже был подобный опыт, так что, думаю, мы справимся. Тем более, нам удалось собрать старую команду.
— А уже выбрали место для офиса?
— О, серьезно? Снова хочешь устроиться секретарем ко мне на работу? Не обидишься, если откажу?
Ее лицо из ярко пунцового стало невероятно бледным. Улыбка сползла с губ и девушка инстинктивно сжалась, как если бы посреди марта снова пошел снег.
— Мой обед заканчивается, спасибо, что вытащили меня на улицу, — она кивнула в сторону наручных часов, — если выберусь в центр, то обязательно наберу вас. Ну или вы, или Максим Карлович. Еще раз извините за чай. Не переживайте, такие пятна легко отстирываются, — она обматывала шею тонким шарфом и продолжала тараторить бессвязное, надеясь, что это хоть как-то скроет дрожь в руках.
— Алевтина, сядь, — Она вздрогнула, услышав в голосе Андрея привычный металл, — да сядь на место, упрямая девчонка. Я пошутил и при том не совсем удачно. Сказывается общение с Гринбергом, дальше будет только хуже. Садись, прошу тебя.
Прошло несколько секунд, прежде чем девушка снова опустилась в кресло. Она огляделась по сторонам, в попытке хоть как-то придумать новую тему для разговора.
— Можешь еще раз извиниться за пролитый чай и снова спросить, как долетел Макс, — услужливо подсказал Воронцов. Казалось, эта ситуация его забавляла.
— Мне настолько не о чем рассказать, что я даже готова вспоминать старые анекдоты.
— Расслабься. Это мне сейчас должно быть неловко. Ведь это я затронул тему, к которой мы договорились никогда не возвращаться.
— Не страшно. То есть, это не важно. То есть, мне правда пора идти, рада была вас видеть. Всего доброго и до встречи.
— И тебе всего доброго, Алевтина, — Андрей кивнул головой, но так и не встал с места. Он лениво наблюдал за девушкой напротив, за тем, как она собирает вещи, ищет в сумочке ключи и телефон, проверяет карманы, совершенно неосознанно сжимая губы. Давно изученный жест, и он точно знал, что сейчас Тина изо всех сил борется с собой, раздумывая, сказать ей очередную глупость или же проявить выдержку и промолчать.
— Знаете, — Воронцов улыбнулся, понимая, что этот внутренний бой проигран, — мы конечно договорились не касаться больше этой темы и сейчас договорились снова, но я так совершенно не могу. Я не усну, если сейчас не узнаю. Вся эта фирма и Гринберг, и куча звонков, и контракты, вы так ловко и легко это делаете, что я совершенно не понимаю, почему… почему вы делаете это только сейчас? — С нажимом на последнем слове произнесла Тина. — То есть, почему вы не попытались отстоять свою компанию и дом, и все остальное. Я уверена, что вы в десять раз умнее Виктора. Даже нет, в десять раз по десять. Можно было что-то придумать, вы бы наверняка смогли. А вы просто взяли и сдались.
Андрей задумчиво потянулся к чашке. На ее дне еще оставалось пару глотков. Он повертел в руках хрупкий фарфор, наблюдая за тем, как треснула тонкая, маслянистая корочка и коричневая волна накрыла белую стенку, оставив после себя некрасивый след.
— Я не боролся, потому что понял, что по большому счету, мне не для кого бороться. Вот и все. Все что я когда-либо делал, делал для кого-то, ради большой светлой цели, а цель эта оказалась мыльным пузырем. А теперь ты. Честность на честность, раз уж мы зашли о том, о чем договорились никогда не говорить. Скажи мне, почему ты тоже взяла и сдалась? Почему… перестала хотеть жить?
— Я не боролась, Андрей, потому что поняла, что по большому счету мне не для кого жить. И мое представление о мире, о людях, которых любила, ради которых жила оказалось…как вы там сказали, пузырем?
Он посмотрел в ее серьезные глаза и, поколебавшись несколько секунд, добавил:
— Там в больнице, когда тебе стало плохо, я очень испугался за тебя. Мне стало не на шутку страшно. Я не знал, что мне делать и медсестра, которую я нашел, сказала, что единственное, чем я могу тебе помочь, это молитва. И, возможно тебе стоит знать это, я молился. В ту ночь я был самым набожным человеком в мире и молился изо всех сил.
— А что будет дальше? — пылая лицом, совершенно невпопад она задала бессмысленный и такой понятный им двоим вопрос.
— Дальше. Думаю, что дальше…
— Мисс, — девочка, что все это время сидела за соседним столиком, вплотную подошла к Алевтине, — извините, что отвлекаю вас. Думаю, это довольно не вежливо. Но мы скоро уходим, а это…мне кажется, что это должно принадлежать вам. По крайней мере, совершенно точно это не может больше принадлежать мне.
Юная леди тряхнула белокурыми локонами и нехотя, словно до сих пор сомневалась в правильности своего поступка, протянула ей книгу.
Тина покрутил в руках подарок. Неуверенно, с довольно сильным акцентом, она прочитала название на обложке: «Девочка верхом на звезде».
— Барбара, умоляю, пойдем уже домой. Тебе пока нельзя так долго гулять на улице. — Настойчиво окликнула высокая, стройная женщина, что все это время стояла неподалеку.
Незнакомка снова улыбнулась какой-то трогательной, совершенно обезоруживающей улыбкой и, изобразив глубокий реверанс, развернулась и побежала к маме. Однако, не успев дойти и до середины, Барбара вернулась назад, к столику, за которым бросила растерянных принца и принцессу.
Почесав нос, словно волшебную лампу на удачу, она произнесла старому приятелю:
— Пусть у вас все будет хорошо.
— Думаю, что именно так и будет, Барбара. — Он тихо улыбнулся в ответ. — Я бы даже сказал, я уверен, что все будет хорошо.
— Значит у сказки хороший конец? — Барбара в нетерпении подпрыгнула.
— Нет, малыш. Это значит, что конец для этой сказки мы напишем сами.
Он пожал плечами и расслабленно откинулся на спинку ротангового кресла. Кажется, в этом году весна будет теплой.
Конец
