— Я ей воспользуюсь. Это окончательный ответ.
Она моргает своими длинными светлыми ресницами, глядя на меня.
— Значит, да. Черт, Логан, ты как крутой убийца.
Я фыркаю.
— Я этого не говорил.
— Ты и «нет» не сказал.
Через несколько шагов она добавляет:
— Я не думаю, что могла бы убить человека.
— Ты бы удивилась, узнав, на что ты способна в определенных ситуациях.
— Если бы ты кого-то убил… тебе было бы плохо?
Я провожу языком по внутренней стороне щеки и отвечаю честно, не заботясь о том, как это прозвучит:
— Нет. Я бы не чувствовал себя плохо. Некоторых людей нужно убивать, Элли.
Я открываю для нее дверь, и она что-то напевает себе под нос, проходя внутрь — в выставочный зал моды со слабым освещением и соблазнительными красными стенами.
— А как насчет темной одежды? — спрашивает она, когда мы идем по коридору. — Это что-то вроде обязательного дресс-кода, которому вас учат в школе телохранителей?
Я смотрю на нее сверху вниз.
— Ты задаешь много вопросов.
— Мне нравится все знать. — Она пожимает плечами. — Я общительный человек. Так что там с одеждой?
Я тереблю пальцем темно-синий галстук на шее — тот самый, который, насколько я помню, ей нравится.
— У рыцарей есть доспехи; у нас темная одежда. Мы должны смешаться с толпой.
— Невозможно! Ты слишком горяч, чтобы слиться с толпой.
Я сдерживаю улыбку. Она кокетливая маленькая штучка — дерзкая; она не умеет скрывать свои чувства и не стала бы, даже если бы умела. Если бы Элли была старше, если бы мы были другими людьми, я бы всерьез задумался о том, чтобы пофлиртовать в ответ. Мне нравится возвращать то, что я получаю.
Из любопытства я спрашиваю:
— Кем ты хочешь быть, когда окончишь школу?
Она вздыхает долго и глубоко.
— Это вопрос на миллион долларов, да? — Она мотает головой взад-вперед. — Если я хочу материальной устойчивости, мне следует пойти в финансы. Стать крутым аналитиком. Я хорошо разбираюсь в цифрах, а бизнесу всегда будут нужны аудиторы.
Я открываю для нее дверь в следующий зал.
— Звучит так, как будто сейчас будет «но».
Ее губы расплываются в улыбке.
— Ноооооо, финансы — это ведь не про меня.
— А что же про тебя, Элли Хэммонд?
— Я хочу быть психологом. Разговаривать с людьми, помогать им справляться с их проблемами. Я думаю, что это сделало бы меня счастливой.
Что-то сжимается у меня в груди, когда я смотрю на нее — на эту добрую девушку. Я хочу, чтобы у нее все получилось, она заслуживает быть счастливой.
Элли останавливается и поворачивается к экспозиции прямо перед ней. Это кровать с балдахином на четырех столбиках, богато украшенная и занавешенная замысловатой, отделанной золотом тканью королевского синего и фиолетового цветов. Она читает описание с таблички на стене.
— Постель Его Величества короля Реджинальда Второго и Королевы Маргариты Анастасии Весско. Это родители королевы Леноры, верно?
— Да.
Она снова смотрит на кровать и тоскливо вздыхает.
— Ух ты. Не могу себе представить, что можно жить так каждый день. Слуги, замки и короны — насколько это волшебно? — Она указывает на роскошную кровать. — Королева Ленора вполне могла быть зачата на этой кровати, прямо здесь!
Я вздрагиваю при этой мысли.
— Давай не будем об этом говорить.
Элли смеется — звук странный, словно мерцающий. Когда мы переходим к следующему экспонату, она спрашивает:
— Какая погода в Весско?
Я смотрю на стеклянный потолок, по которому все еще барабанит дождь.
— Вот такая. В основном мрачно, довольно прохладно — часто идет дождь.
— Я люблю дождь, — говорит она на выдохе. — От него так… уютно. Дайте мне ливень и огонь в камине, мягкое одеяло и чашку чая в крепком кирпичном доме — я бы не захотела уезжать оттуда.
Она рисует очень красивую картину.
Элли останавливается перед картиной с изображением наследного принца Весско, принца Николаса Артура Фредерика Эдварда Пембрука. Это его официальный портрет, заказанный на восемнадцатилетие. Он одет в военную форму, выглядит царственно. Но, поскольку я знаю его, я вижу отстраненность в его лице и равнодушие в его глазах.
Как заложник без надежды на освобождение.
Она пристально смотрит на портрет, и ее голос становится тихим.
— Он ведь собирается разбить сердце моей сестры на тысячу кусочков, правда?
Я делаю паузу, прежде чем ответить.
— Ненамеренно. И не только ее сердце.
4. Элли. Неделю спустя
У меня раскалывается голова.
Но оно того стоило. Ночные дежурства. Зубрежка. Задержка моего и без того не быстрого развития из-за слишком большого количества кофеина — все это того стоило. Потому что теперь все кончено.
Я пересекла финишную черту. Водрузила флаг на вершину горы. Воткнула последний кусочек пазла на место.
Единственная проблема в том, что… здесь нет толпы, которая могла бы реветь от восторга. Мне не с кем поделиться этой новостью. Лив спит на другом конце света, Марти на свидании, мой отец вышел — ну, то есть напился в очередном баре, — а Кори, мой дружелюбный ночной охранник, храпит за столиком в кафе.
Обо мне, вероятно, такого сразу не скажешь, но я люблю делиться. Эта необходимость как вода, воздух или попкорн из микроволновки.
Вот почему я сейчас сделаю нечто глупое. Я даже не сказала Марлоу, хотя она бы одобрила, мерзавка.
Я еду в квартиру Логана. Я знаю, что это глупо, но я просто не могу остановить себя, как магнит не может остановить свое глупое скольжение к своей единственной истинной противоположности.
Несколько недель назад, в музее, я могу поклясться, что почувствовала… что-то. Что-то между нами. Логан надел мой любимый галстук — это ведь должно что-то значить, да?
Логан дал мне адрес квартиры, которую они снимают с другими телохранителями, на случай если мне что-нибудь будет нужно. И сейчас я стою перед ней. Это приличное здание — консьержа нет, ничего особенного, но и не свалка. Я стучу в дверь квартиры 409. Осматриваю холл, шаркая ногами, все еще слыша в голове песню Флитвуд Мак «Silver Springs».
Затем дверь открывается, и я вижу не Логана, а Томми Салливана — как будто никогда не видела его раньше. Без рубашки, в джинсах с низкой посадкой, небрежно свисающих с его бедер, с сигаретой во рту.
