на «папаху», он буркнул: — Я этому Сосо…, — недоговорив, вернулся к теме, — потом нас увидел Марат…
— И вы пересели на машину с куклой! Это я понял! Почему не поехали за деньгами?!
Я уже не думал, что при разговоре присутствуют посторонние — судя по всему, моя тайная миссия ни для кого тут не секрет.
— Пока туда, сюда, вино забрали, хлеб, а тут уже самолет! Тебя же надо было встретить! Я Жоре обещал, что волос с твоей головы не упа…
— Я понял. Поехали. У меня еще одна встреча и нужно позвонить.
— Не вопрос, дорогой! — От его желания казаться аксакалом меня уже начинало подташнивать. — Марат, брат, все! Едем к твоей Тамрико! Давай, Джумбер, гони!
Я только сейчас обратил внимание, что, несмотря на папаху и висящий на поясе кинжал, водитель также был одет в выходной костюм. Кивнув, Джумбер завел мотор и от оглушительно заигравшей в салоне лезгинки у меня чуть не лопнули перепонки. Вдавив педаль в пол, «папаха» лихо погнал мимо тянущегося к низкому зданию пассажирского ручейка, среди которых мелькнул портфель с веником…
Невеста хмурого Марата жила в богом забытом селении где-то высоко в горах, куда мы добирались больше часа. За это время я узнал о рождении у старого Уархага двух близнецов — Ахсара и Ахсартага, отважного и отважнейшего соответственно, об их героической жизни и такой же нелепой смерти от стрелы в мизинец. Услышал также историю, как осетины построили Лондон, что в переводе с осетинского означает «мутная вода», и, самое главное — что Иосиф Сталин был не грузином, как думают дураки, а настоящим осетином. Словом, экскурсия, во время которой нам дважды пришлось останавливаться, чтобы «папаха» подлил родниковой воды в закипающий движок, была насыщенной и могла даже стать интересной, если бы не сдавливающий ребра пояс ценой в сто тысяч долларов. Не то чтобы я жалел, что решился на безумную авантюру, не проверив все налегке, скорее, думал о том, когда все это закончится…
В селение мы въезжали под рев лезгинки и беспрерывный сигнал, на который с удовольствием давил Джумбер по прозвищу «папаха», подхваченный всеми встреченными по пути машинами. Во дворе невесты нас встречали в основном суровые мужчины, укоризненно глядящие на запоздавшего жениха, понуро выискивающего глазами суженую. Жорин брат церемонно обнял всех присутствующих, что заняло еще минут десять, затем куда-то пропал и, появившись с другой стороны, шепотом объявил, что нужно сесть за стол, чтобы не обидеть родителей невесты — очень уважаемых в Северной Осетии людей.
— Давид, — я наклонился к малолетнему джигиту и, стараясь, чтобы мой голос не выдал всего, что творилось в душе, негромко сказал, — мне нужно во Владик. Сейчас же!
— Конечно! Скоро поедем! Клянусь!
В его исполнении это слово звучало «канешна», но мне было плевать на подобные тонкости.
— Где машина?!
— Сейчас все будет! — Давид кивнул на входящих в большой, но невысокий каменный дом людей. — Ден, брат, давай зайдем на пять минут…
— Пять минут?!
— Клянусь! Два-три тоста за жениха, невесту и ее родителей и все! Сразу уедем!
Выбора не было. Не стоять же посреди двора, который напоминал средневековое хозяйство с бегающими повсюду курами, доносившимся откуда-то мычанием, лаем собак и каменными мангалами, в которых готовилось что-то, судя по запаху, очень вкусное. Я молча двинулся за повеселевшим Давидом, стараясь думать о хорошем — например, что это тоже когда-нибудь закончится.
В большой комнате стоявшие буквой «П» столы ломились от обилия всевозможных блюд, бутылок, кувшинов и ваз с фруктами. Пахло так, что мой рот мгновенно наполнился слюной, и я понял, что лучше расслабиться. Вряд ли угрожало что-то кроме объедания, но такова уж моя натура, ничто не радует, если что-то беспокоит. А беспокоило все: недоуменное оглядывание моей персоны всеми без исключения, отсутствие телефонной связи, удобства во дворе, где также невозможно было уединиться из-за огромного количества угорелой детворы, женщин, интересующихся соседей и заглядывающих во двор прохожих.
Место, на которое меня усадили, не беспокоило, но основательно раздражало. Я сидел у основания буквы, мимо постоянно ходили невысокие женщины с подносами, кувшинами, лавашами, еще чем-то. Не то чтобы я сильно высок, а все ж приходилось то пригибаться, то выпрямляться, чувствуя, как впиваются в тело острые концы обтянутого скотчем пакета, да еще сохраняя на лице приветливо-понятливую улыбку.
— Я хочу выпить за человека, без которого не было бы ничего этого!
Я посмотрел направо. Невысокий, бородатый, в свитере, но при галстуке тамада стоял слева от пары молодоженов и, держа в руке рог, по размеру больше походящий на бивень мамонта, толкал пафосную речь. Пересказывать нет смысла — все сводилось к отцу невесты, без которого мир никогда бы не увидел такой красавицы. О заслугах мамы был тост ниже, но об ее участии в процессе деторождения не упоминалось — был упор на ее умение поддерживать очаг, в котором «ты, Манана, сохранила огонь!». Наконец, очередь дошла до молодых. Хмурый Марат стоял все время, что понадобилось витиеватому тамаде соединить несоединимое — в конце тоста все уже забыли его начало и под громкие выкрики слегка захмелевших гостей, опорожнили кубки и стаканы.
Ко мне также тянулись чокаться, недоуменно разводя руками, не видя у меня наполненного стакана. Я улыбался, показывал жестами, дескать, рулю, имея в виду свой скорый отъезд, и пока причина прокатывала. Пить не хотелось вообще. Во-первых, я зануда, а на задании еще занудней, во-вторых, мне просто некуда было вливать эти декалитры вина. А виной всему еда — это было единственное, что не беспокоило, а бесконечно радовало взор и вкусовые рецепторы. За три тоста я успел распробовать несколько видов салатов, столько же видов лепешек с мясом, сыром, фасолью, луком и прочими травами, сожрал запеченную ножку поросенка, заливая это дело зеленым ткемали! И больше бы успел, не почувствуй, как тяжело стало дышать. Денежный корсет неожиданно стал узок, и я посмотрел на сидящего через стол Давида. Занятый поглощением огромного бедра какой-то доисторической птицы, он не замечал моего взгляда.
— Покурим? — Раздалось над левым плечом.
Сзади стоял какой-то парень в костюме без галстука, держа в руках незажженную папиросу с загнутым концом.
— Нет, спасибо, я не…, — попытался я отказаться от заманчивого предложения прибалдеть черт знает где — в горах без телефона и ста десятью тысячами американских долларов.
— Ден, ты, что не узнал меня?! — продолжил искуситель, и я вспомнил.
Это был Тамаз, еще один брат, сват, кум Жоры, проработавший какое-то время на бирже, но не оправдавший возложенного на него высокого доверия — украл
