для кого так не рисковать своим гребаным сердцем.
Неделю спустя умер мой отец, и я безупречно перешел на его место.
Для меня это был естественный прогресс.
Глава 10
Грейс
Настоящее
— Вот, выпей это… Выстрой их в ряд. По одному за раз. Бам-бам-бам. Даже не думай об этом, просто сделай это.
Моя лучшая подруга Трина аккуратно расставляет шесть рюмок на барной стойке перед нами и пододвигает первую ко мне.
— Это действительно лучший способ справиться со смертью моей гордости? — с сомнением спрашиваю я.
— Да! — восклицает она, наполняя это слово такой уверенностью, что оно трещит по швам. — Это лучшие поминки для тебя. После этого ты ничего не почувствуешь, кроме матушки-похмелья. Джонас Фарли может заставить тебя ползать по его офису, как собаку, и тебе будет насрать.
— Правда? — я скорчиваю ей гримасу.
Подумай о финале, Грейс… Ты не можешь позволить этой компании разориться.
— На Манхэттене есть изюминка для каждого случая, — говорит она с усмешкой, убирая с глаз свою растрепанную каштановую челку. — А теперь пей. У тебя нет времени, чтобы достичь полного уничтожения, но эта партия даст тебе неплохую фору.
Я беру рюмку и нюхаю содержимое. Текила. После пары таких я буду без проблем лаять на него, как собака.
— Он все еще ненавидит меня, — внезапно размышляю я. — Даже спустя столько времени. Я слышала это по его голосу…
— У меня есть теория на этот счет, — Трина берет рюмку с противоположного конца очереди и чокается с моей. — Выпей это, и я поделюсь с тобой.
— Хорошо, хорошо.
Мы словно по щелчку морщимся, когда алкоголь попадает нам в глотку великолепным, беспорядочным тандемом.
— Который час? — хриплю я, со стуком ставя пустую рюмку на стойку и хватая свой сотовый. Бросаю взгляд на экран и заметно опускаюсь на свой барный стул. — О Боже… До казни осталось всего тридцать минут.
— Тогда выпей еще, и побыстрее, — Трина пододвигает ко мне вторую рюмку.
— Что насчет твоей теории?
— Альфа и бета, — понимающе говорит она. — Ты никогда не была для него легкой добычей. Ты была Рождественской новизной, как один из тех сезонных подарков в магазинах, вокруг которых люди толпятся в зачарованном изумлении.
— Как массажное кресло, — говорю я.
— Как массажное кресло, — соглашается она. — Или скачущая собака.
— Мы снова возвращаемся к собачьим разговорам?
— Проблема в том, что альфа-ген установлен по умолчанию. Он никогда по-настоящему не проходит. Джонас решил проверить тебя, отправив тебе это электронное письмо. Когда ты не прибежала и не стала умолять, он выпятил грудь и разозлился из-за этого.
— Достаточно, чтобы не разговаривать со мной два года?
Трина смеется.
— Ты, кажется, удивлена! Знаешь, ты такая же плохая, как и он.
Вот из-за чего мы с ним были так хороши вместе, а этот человек был чертовски хорош в том, чтобы быть плохим.
Чувствую, как при воспоминаниях у меня между ног разливается жар.
На мгновение между нами повисает тишина, заполненная несколькими тактами старой песни «Wham», доносящейся из музыкального автомата в углу.
— Ты думаешь, мне следовало позвонить ему, не так ли?
Трина вздыхает.
— Думаю, вам обоим следовало позвонить друг другу, но кто я такая, черт возьми, чтобы вмешиваться?
— Теперь уже слишком поздно, — говорю я со вздохом. — После сегодняшнего вечера у меня будет еще больше причин ненавидеть его. На этот раз даже нечто серьезное… Из тех, от которых никакое количество текилы не избавит.
— Остановитесь прямо здесь, леди. Я не хочу испытывать никаких страданий, особенно в канун Рождества, — твердо говорит Трина, прежде чем запеть первую строчку «Рудольфа, красноносого северного оленя», чтобы подбодрить меня — размахивая руками как сумасшедшая и одаривая меня еще одной улыбкой. — Согласно моему телегиду, сейчас по центральному идет «Счастливое время». Может быть, это повлияет даже на него.
— Заразит, а не повлияет, — мрачно поправляю я. — Он ненавидит Рождество. Это делает его еще большим засранцем.
— Это довольно трудно себе представить… Неужели нет другого способа спасти компанию твоего отца?
— Нет. Джонас Фарли в буквальном смысле обладает властью создать или сломать меня, — я выпиваю следующую рюмку и закрываю голову руками. — Если бы Натан не стоял у меня на пути, я могла бы заставить эту компанию работать, Трина. У меня было так много идей. Я была так близка… Когда интернет-журнал заработал, я почувствовала, что наконец-то оправдала веру моего отца в меня, — я останавливаюсь и перевожу дыхание. — Эта компания — гораздо больше, чем его наследие… Она олицетворяет меня, мою самооценку и будущее, и я отказываюсь позволить своему бывшему парню отобрать это у меня.
Глава 11
Джонас
Настоящее
— Тогда зачем нужно было присылать это гребаное электронное письмо? — кричу я на нее сквозь весь бар, хотя знаю, что она меня не слышит.
Это ее вина.
Она сама поставила себя в такое положение.
Но действительно ли я хочу сломить ее дух из-за этого?
Ее подруга ошибается. Мне нравилось, наше «тяни-толкай». То, что у нас было, являлось настоящим партнерством. Она была равной мне во всем, прямо посередине. Грейс была отважной и независимой. Когда я падал, она была достаточно сильна, чтобы подхватить меня, а это дерьмо не купишь в каталоге «Виктория Сикрет».
Я ударяю кулаком по барной стойке. Чувствую себя обиженным и обманутым, лишенным возможности жить долго и счастливо. Ей нужно извиниться за то, что она вела себя так бессердечно. Если она это сделает, я, возможно, позже перестану ее унижать.
Может быть, мне нужно извиниться, тоже.
— Чушь собачья, — шиплю я. — Я не сделал ничего плохого.
Тебе не нужно было вести себя с ней как последний придурок в течение последних двух лет и сейчас.
Я поворачиваюсь к Настоящему, которая примостилась на барном стуле рядом со мной — длинные ноги скрещены в стороне, будто она Первая леди, а не мисс Агент Провокатор, скромно потягивающая «Космополитен».
— Ты сейчас в моей чертовой голове? Последней оставшейся части, которую ты не раздавила своей убийственной шпилькой.
— Нет, мистер Фарли, — невинно отвечает она, изображая из себя Бэмби, отчего мне хочется приставить дробовик к ее заднице. — Я полагаю, то, что вы слышите — это пробуждение вашей совести после очень долгого сна.
— Ты что, издеваешься надо мной? Я похоронил свою совесть вместе с моим отцом… — я замираю как вкопанный, осознавая иронию ситуации. — О нет, нет, нет. Ни за что, черт возьми, — я качаю головой взад-вперед, как маньяк. — Эта часть меня мертва, ее больше нет. Я лучше сыграю на восемнадцати лунках
