клыки.
– Проклятые мадралы!..
– Тише, нас услышат!
Гросох почувствовал, как кровь прилила к голове и к рукам. Это означало, что ему очень нужно что-нибудь разорвать, смять, ударить. Он помнил это чувство ещё из своей молодости – тогда, когда они ещё сражались. А обычно это ничем хорошим не кончалось. Мадралы не терпели драк, и всех, кто нарушал дисциплину, жестоко убивали, в том числе, с помощью магии. Гросох потрогал татуировку раба у себя на шее и глубоко вздохнул.
– Ты прав.
Старик кинул на Гросоха колкий подозрительный взгляд.
– Да, – наконец бросил он. – Ещё бы я не был прав! Надсмотрщики нашего господина чутки и внимательны, они слышат каждое слово, которое произносится на полях!..
– И незамедлительно реагируем на нарушителей, – послышался шелестящий голос из-за их спин.
Грайдцы обернулись – за ними стоял мадрал, с серой высохшей кожей, изборождённой длинными морщинами, и пылающими даже днём глазами. В руке у него был хлыст, по которому туда-сюда бегали яркие всполохи магического пламени.
Старик тут же поднял руки и отступил. Гросох инстинктивно повернулся плечом к мадралу, обнажил клыки. Это, естественно, ни к чему не привело.
Мадрал одним ловким движением раскрутил хлыст. Издав магическое жужжание, он длинный дугой прошёлся по обоим грайдцам. Кожу обожгло, а усиленный заклятием удар отбросил их назад. Затем мадрал, дёрнув кистью, вернул хлыст назад и нанёс ещё два хлёстких удара по Старику. Старый грайдец не удержался и повалился на спину, всё так же прикрывая голову руками. Мадрал острым взглядом оглядел их обоих.
– Возвращайтесь к работе! – крикнул он особым, визжащим и дребезжащим голосом, обнажив длинные клыки. Затем он убрал хлыст и пошёл прочь, в сторону особняка.
Гросох бросил взгляд на плечо. Там, куда попал хлыст, осталась чёрная полоса. Она слегка чесалась – хотя Гросох видел, как людям, которые тоже встречались среди рабов, только не на таких тяжёлых работах, такой удар отсекал конечности. Грайдцы сильнее и выносливее и людей, и почти всех других смертных.
Гросох обернулся к Старику, всё ещё силящемуся подняться. На его шкуре хлыст оставил более глубокие и уродливые полосы. Старик не мог перевернуться, чтобы опереться на руку.
Гросох тяжело вздохнул. Да, грайдцы – самые сильные. Но и их выносливости может прийти конец. Особенно, когда некому помочь…
Повинуясь внезапному порыву, словно забыв, что он совсем не там, где был тринадцать лет назад, Гросох подошёл и протянул руку Старику.
– Поднимайся.
Старый грайдец, уже вставший на четвереньки, со злобой посмотрел на руку и одним ударом отбросил её. Только сделав это, он тут же пошатнулся и свалился обратно.
– Ты не поднимаешься сам. Я помогу, – Гросох снова протянул руку. И снова наткнулся на злобный взгляд.
– Отстань! – прорычал Старик. – Если бы не ты, ничего бы не было!
Ход мысли Гросоха, разогнавшийся с прибытием мадрала, застопорился и остановился. Грайдец удивлённо моргнул.
– Я ничего не сделал…
Старик что-то злобно проворчал. Гросох раздосадованно фыркнул. Вот так всегда: пытаешься найти кого-то, на кого можешь положиться, пытаешься помочь, а получаешь…
В мире, где он родился, такого не было. Там рабы пусть и жили также по-скотски, но были одной семьёй. И когда случилась возможность, они поднялись на борьбу, чтобы больше никогда им не пришлось быть под чьей-то пятой…
Но те времена прошли. Их победили, и большинство распродали. Сам Гросох уже устал. Теперь он не думал ни о каких-то восстаниях или бунтах – но вот о том, что ему нужен кто-то, кто может подставить плечо, думал часто. И всё же среди рабов таких не находилось. А вот желающих подтолкнуть в спину – множество.
Гросох лишний раз убедился в этом, обернувшись и увидев, что его корзина с мафшахерхом куда-то делась. Нужно было лишь немного поискать глазами, чтобы обнаружить её в руках у ещё одного молодого грайдца. Его Гросох с первого же дня окрестил Задирой.
– Эй! – возмущённо крикнул Гросох. – Это моя корзина!
Задира обернулся и исподлобья глянул на Гросоха, держа корзину за спиной.
– Она у меня в руках. Значит – моя!
Гросох фыркнул. Этот Задира хочет внести от себя ещё целую корзину мафшахерха – а это значит почти двойную порцию на вечер! И почти гарантированную службу в карауле весь завтрашний день, где не надо горбатиться в полях! Нет уж, Гросох не даст ему такого счастья!
– Я собирал этот мафшахерх весь день!
– Лгун! Это я его собрал!
Это было уже слишком. Он не только попытался украсть весь мафшахерх, но ещё и бессовестно врал!
Гросох сделал шаг вперёд, тихо рыча.
– Отдай мою корзину!
Задира сделал то же самое.
– Она моя! И если ты не прекратишь, сюда явятся мадралы!
Задира обнажил клыки, сжал кулаки, глаза его налились кровью. Каждый грайдец знал, что это означает. А сейчас вокруг них уже собралась целая толпа. Мадралы держали грайдцев очень жёстко, дрались грайдцы только вечерами, когда разрешали надсмотрщики. Этого было слишком мало, чтобы утолить их жажду. Заведённые, они подрыкивали, что-то выкрикивали. Гросох чувствовал множество злобных взлядов, словно пытающихся пронзить его шкуру. То, что такие же взгляды были направлены и на Задиру, совсем не помогало.
– Жалкая крыса! – плюнул Гросох. – Бежишь жаловаться мадралам, вместо того, чтобы решить всё, как грайдец!
– А ты всегда их задираешь! Ты навлекаешь на нас новые тумаки и ожоги!
Внутри у Гросоха снова заклокотало, и он тоже сжал кулаки.
– Если бы ты не забрал у меня корзину, мадралам не на что было бы злиться!
Задира грозно выпрямился и зарычал.
– Ты обвиняешь меня?!
Гросох уже не раз и не два был в таких ситуациях. Он знал, что означает такое поведение его противника, и что теперь всё зависит от него самого. Но сил на то, чтобы сдерживаться дальше, больше не было. В конце концов, все грайдцы, так или иначе, рождены, чтобы драться.
Поэтому Гросох выпрямился и ответил рыком на рык.
– Да!
В тот же момент Задира наклонился и бросился на Гросоха. Гросох выдержал столкновение и опустил кулачище на загривок противника. Тот дёрнулся, отступил назад, ударил Гросоха в корпус и опять бросился на него, раззявив в рыке пасть. Гросох тоже зарычал, ударил противника в
