чтобы пропустить для бодрости по чашке кофе. Она одета в футболку Тома Уэйтса, а на пальце красуется обручальное кольцо Деппа. Вайнона говорит: „Я никогда раньше не видела человека с татуировками, может быть, потому, что была слишком брезглива“. Депп хихикает и заявляет: „Она все время снимала повязку и разглядывала татуировку“. Они говорят о надписи „Вайнона навсегда (Winona Forever)“, третьей и последней на данный момент татуировке Джонни, несмываемой нательной надписи, местоположение которой – правое плечо (Депп сказал мне, что хорошо бы забальзамировать эти татуировки после его смерти и оставить на память детям, которые рано или поздно должны у него появиться). Эта татуировка была нанесена в близлежащем салоне, на который Вайнона смотрит с нескрываемым ужасом. „Я была в шоке, – говорит она. – Мне казалось, что когда-нибудь эту надпись можно будет смыть, но я и помыслить не могла, что вижу это в действительности. – Ее глаза округлились. – Я имею в виду, то, что сделал Джонни – великолепно, ведь это на всю жизнь!“».
Однако в 1993 году пара рассталась – после того, как родители Вайноны запретили ей выходить замуж (актрисе на момент знакомства с 26–летним Джонни едва исполнилось шестнадцать). Татуировка на руке Деппа трансформировалась в «Вино навсегда», а сам он, по словам окружающих, очень тяжело переживал этот разрыв:
В наших отношениях были взлеты и падения. Мы оба пришли к выводу, что все стало слишком странно. Но она чудесный малыш, и я хочу, чтобы она была счастлива.
Джентльмен Джонни ничего не расскажет настойчивым журналистам о том, что привело к разрыву. Однако в одном из интервью, отвечая на вопрос о Вайноне, Депп вдруг начнет гладить кончиками пальцев кирпичную стену и говорить полушепотом:
Если вы в комнате, вы изучаете это место целиком. Вы чувствуете фактуру стен, и вы можете почувствовать запах этой комнаты, не чувствуя его, и вы узнаете все о ней. А затем приходит время, когда вы говорите: «Хорошо, я выучил ее. И теперь я должен отправиться дальше. Так или иначе». Конечно, я надеюсь, что найду того человека, который окажется единственным. Будет изумительно, если это окажется возможно.
На своей волне
Популярность Деппа между тем росла. С 1991 по 1997 год он снялся в 11 фильмах, большинство из которых получили общемировое признание и высокие сборы. За свои новые работы он каждый раз получал высокие оценки критиков и обожание публики. О своем успехе он философски рассуждал:
Я действительно удачлив. Люди заметили, что мне нравится исполнение нетривиальных ролей в странных фильмах, но я удачлив и в том смысле, что не отношусь к списку актеров, распределенных по принципу типажности. Это очень важный фактор, который позволяет меняться. Существует много красивого материала, но меня может подкупить только изнанка. Настоящим художником может быть только тот, кто воспринимает себя настолько серьезно, что может дать себе волю притворяться. Но притворство часто болезненно. Я думаю, у каждого есть своя боль, и актеру необязательно иметь ее больше, чем всем остальным. Нужно просто делать то, что тебе близко!
Помните, что вы сами создаете свою реальность. Не надо оставаться в той маленькой раковине, которая была уготована вам с детства. Подразумевается, что все мы должны жить так, как этого хотят наши родители, и иногда некоторые люди из-за этого превращаются в серийных убийц. Ваша главная задача – вырваться и зажить собственным умом. Мне долго пришлось отстаивать собственное мнение. У меня были агенты, которые говорили: «Против чего ты борешься? Почему все делаешь наперекор?» Но я знал, что, если поступлю по их указке, мне конец. Вопрос в том, чтобы держаться твердо своей позиции: «Нет, я не буду тем, кем вы хотите меня видеть. Я буду тем, кем захочу сам».
Можно со всей уверенностью утверждать, что Депп делится душой с каждым из своих героев, на время приобретая из привычки их повадки даже за пределами съемочной площадки:
Не знаю, как другие актеры, но я очень привыкаю к своим героям, буквально влюбляюсь в них. Тем труднее мне с ними расставаться. Помню, после окончания съемок фильма «Эдвард Руки-ножницы» я чувствовал себя потерянным. В последний день съемок, кажется, 89-й, я посмотрел на себя в зеркало после того, как меня загримировали, и подумал: «Мы видимся с тобой в последний раз».
Актер обязан постоянно перевоплощаться в различных персонажей, и начинать мыслить и вести себя подобно им. Когда я играл Хантера С. Томпсона в «Страхе и ненависти в Лас-Вегасе», мне потребовалось много времени, чтобы избавиться от подражания ему. Так что в характере актера должна быть склонность к некой дестабилизации, потому что вы все время играете игры со своим рассудком. Если вы актер, то во время съемок каждого из фильмов вам приходится работать с разными людьми, у вас нет ощущения целостности с коллективом, которое свойственно другим профессиям. Актерство – это одиночество.
Наиболее резонансной стала главная роль в нашумевшем фильме Джима Джармуша «Мертвец».
Эта картина стала культовой и считается одной из лучших киноработ второй половины ХХ века.
Со дня премьеры прошло уже почти четверть века, а статьи и профессиональные разборы фильма регулярно появляются в серьезных и популярных изданиях, периодически проводятся специальные показы. Да и сами герои стали едва ли не нарицательными и перешли в разряд кинолегенд.
О нем много и восторженно писали и пишут и наши, и зарубежные критики.
«Сила воздействия этого выдающегося произведения пропорциональна его сверхъестественному равновесию. И смысловой безграничности его тем, мотивов, отсылок. Путешествие с „Мертвецом“ столь разнообразно, что заводит – несмотря на свой стройный, бликующий странностями сюжет – черт знает в какую сторону. „Человек выпрямляет кривые пути; гений идет кривыми“ (пер. А. Сергеева), – писал Уильям Блейк в „Пословицах Ада“, некоторые из них напоминает счетоводу индеец, тем самым надоедая ему его же собственными бреднями. Цитатами его тезки-однофамильца.
Этот „Мертвец“ покоится на „волне грез“. И на поэтической бесстрастности, интеллектуализме, сдержанной глубокой эмоции».
«Мертвец» – фильм о странствиях в зазеркалье. Неожиданности тут подстерегают на каждом шагу, напряжение ритмически чередуется с расслаблением, маски вместо лиц одушевляют персонажей, бутафорский картон дышит в иррациональном пейзаже, как живая материя.
Условность «Мертвеца», его стилистики и жанровых обертонов возвращает кино «дух кино», погребенный иллюзионистской условностью в так называемых реалистических фильмах. А фантастическая условность, то есть потусторонний реализм «Мертвеца», раздвигает возможности искусства кино и делает его событием
