и официант уже уходит с полученным заказом. Между парнями образуется неловкая тишина. Генри перебирает темы для разговора, но каждый раз возвращается к одной из самых сложных. Он прикусывает губу, надеясь, что Джек первым займёт их языки чем-то лёгким. Но Джек молчит.
— Я решил уйти из университета. — негромко объявил-таки Генри.
Блондин сначала смотрит на него без каких-либо эмоций. Это даже пугает парня, и он начинает растирать ладони, уже жалея, что сказал.
— Что? — с чистым непониманием спрашивает Джек.
Получилось, что он пропустил мимо ушей тихий лепет друга, пока был погружён в свои мысли. Генри вздыхает и отводит взгляд, ища за что бы им зацепиться. Однако, выражение лица блондина, заставляет его повторить.
— Ты серьёзно? — на Джека накатывает шок. — Зачем?!
Генри не хочет объяснять. Он знает, Джек его поймёт, но он так боится передумать, боится, что запутается в своих мыслях. Эта идея ещё не высижена и под давлением критики может потерять смысл. Не продуманы детали, только размытый план.
— Ну, — неуверенно начинает Генри. — мне нравится на факультете литературы, но я не чувствую себя там уверенно. — парень стал ломать пальцы, запинаясь на каждом слове. — Я чувствую, что ограничен там и чему-то обязан.
— То есть тебе не хватает свободы? — уточнил Джек. — Это не проблема! — улыбнулся он. — Просто ходи на пары, слушай, записывай, сдавай работы, а потом приходи домой и читай что нравиться и пиши о том, что тебе нравится! Нужно просто подстроиться…
Генри застонал.
— Я устал. — опустил голову он. — Три года уже подстраиваюсь. Я не создан для рамок, не умею я засовывать свои эмоции в коробку определённого размера.
— Тебя только границы беспокоят?
— Нет! — пылко ответил Генри.
Ему бы не хотелось говорить о большем, но Джек один из немногих, кому он доверяет.
— Я, — парень густо покраснел, и стараясь скрыть это, съехал под стол.
Джек, конечно, всё заметил и почему-то краска залила и его лицо. Ему показалось, что причина Генри глубоко личная, и это его взволновало. Он широко распахнул глаза, до боли сжимая колени.
— Когда я в университете, то мне кажется, что все люди искусства созданы для какой-то высшей цели. Все эти прекрасные греческие колонны, картины барокко и музыка Баха… — Генри сглотнул. — У меня такое чувство, что все художники и скульпторы попадают в рай, но те, кто пишут… — парень зачем-то зашептал, и Джеку пришлось наклониться ближе. — Некоторые пишут о таких страшных вещах, которые действительно случаются, а книга — это очень опасная вещь, её строки сливаются в нескончаемый поток с мыслями в голове. Они навсегда остаются в памяти. Поэтому с книгами нужно быть осторожнее. — Генри замолк на несколько секунд, таращась на стол. — Книга проникает в душу. — парень нахмурил брови, рассуждая над следующими словами. — А что если я напишу что-то плохое и тем самым наврежу кому-то?
Брови Джека поднялись настолько высоко, что скрылись за чёлкой.
— Ты настолько переживаешь об этом? — из его рта даже вылетел смешок.
Генри снова покрылся краской и перевёл взгляд в окно. Ему было нелегко делиться такими глупыми мыслями. Да, глупыми, но для него они значили куда больше, чем для Джека.
— Я бы мог низвергнуть в ад всё человечество. — с трепетом проговорил Генри и от чего-то улыбнулся. — Люди верят всему, что написано в книжке с серьёзной обложкой. Ими можно управлять.
Иногда Генри было не узнать. Словно какая-то его часть, глубоко скрытая вырывалась наружу на несколько секунд, обезличивая его обычную натуру, обнажала клыки и разжигала пламя. В эти секунды Джек задерживал дыхание, упиваясь той силой, которая исходила от его друга. Ему безумно нравился такой Генри, ему хотелось заглянуть туда, где покоится эта искра, окутанная звёздной пылью, и ею же сдерживаемая.
— Но я не хочу этого. — всё потухло, Генри вновь прикусил губу и опустил голову. — Не хочу быть в обществе тех, кто может. Мне кажется, что именно этому нас там и обучают — обучают лгать и совращать сладкими речами. Мы, как политики, становимся кукловодами.
— Не понимаю. — Джек откинулся на спинку диванчика, закинув руки за голову.
— Теперь я тоже. — вздохнул Генри. — Стоит что-то рассказать, и весь смысл тут же улетучивается.
Парень посмотрел в сторону, поджав губы. Джек мог бы заметить это и понять, что Генри лжёт. Ему пришлось рассказать только то, что он мог рассказать, но это не имело смысла для Джека, ведь его друг скрыл всю суть. Ему бы хотелось поведать о том, что его мнительность заставляла каждую ночь, лежа в кровати, думать о том, что если он попадёт в ад, то будет существовать бесконечно в своём самом худшем кошмаре. Страх перед страхом, вот что поистине ужасает и путает. Одно время Генри лелеял мысль стать святым, но жертва была для него слишком большой. Не мог он отказаться от чтения Гарри Поттера по вечерам или от лжи, часто выручающей его. Рай — заоблачная фантазия, утопия. К тому же, все крутые парни попадают именно в ад. Сколько первоклассных музыкантов и спортсменов проводят свою загробную жизнь в пекле во искупление земных грехов. Идеальная непорочная жизнь скучна и посредственна, как белый нетронутый никем холст. Да, он идеален и чист, но разве был он создан для того, чтобы сохранять свою первозданность вечно? Без красок он не исполнит своего предназначения. И кто знает, может Бог и есть художник, а краски — это вся наша жизнь, наш опыт, все эмоции от чёрных до ярко-красных, и всё отображено на нашей душе? Он рисует без воды, выводит каждую линию, добавляя всё больше и больше цветов, а где-то оставляет белизну. Нельзя начать сначала, можно лишь нанести новый слой поверх, в конечном счёте собрав на холсте огромный слой краски. Если посмотреть сбоку, можно разглядеть каждый пройденный человеком этап, чувства, мысли и поступки. И таких холстов не счесть, их столько, сколько звёзд на небе, а может даже больше, поэтому Его мастерская необъятна. Душ несметное количество и, что, если Бог в этой мастерской не один?
Дьявол ходит между рядами и выбирает наиболее уязвимых. Он достаёт свою собственную кисть, вечно окрашенную грехами, и рисует свои узоры. В первую очередь пытается изменить слишком идеальные холсты, а после дорабатывает остальные. Они не могут встретиться, Бог и Дьявол. Ни один не знает в каком углу мастерской находится другой. Это похоже на игру. Но почему-то люди непременно становятся её участниками.
Генри представляет себе всё именно так. Он чувствует, что вот-вот до его холста доберётся кисть Дьявола, и Бог
