тишина длилась, тем сильнее себя Белка накручивала себя.
— Эй…
— А?
— Ты хоть притворись, что счастлива. А то я тебя как на закланье веду. Еще не поженят, — усмехнулся Фокин.
— Простите! Просто я… не могу. Вы не должны… Мне ужасно стыдно.
— Та-а-ак, — напрягся Гордей. — Что значит «не могу»?
— Не могу вот так переложить на вас свои проблемы. Это как-то не по-человечески.
— Это ты проблема? — почему-то развеселился Гордей.
— Ну да.
— Смотри на это по-другому.
— И как же?
— А так. Мне ведь несказанно повезло на самом деле. Отхватить себе такую красивую молодую жену. Ты еще, наверное, и готовить умеешь?
— Умею, — обалдела Белка.
— Во-о-от. Чего еще хотеть от жизни старому холостяку?
— Вы не старый! И вы опять надо мной смеетесь, — сникнув, Белка окончательно скатилась в шепот и повесила нос. А ведь Гордей, если и шутил, то только отчасти. Потому что он-то как раз довольно рассудочно подошел к происходящему. Порывы в принципе ему были несвойственны. А то, что все так быстро закрутилось сейчас… Так это потому, что его мозг привык молниеносно просчитывать ситуацию и расставлять приоритеты. Иначе в его работе никак. Именно умение быстро реагировать и принимать решения на ходу и спасало жизни маленьких пациентов Фокина.
Вот и в случае с Белкой он все хорошенько проанализировал. И что получалось? Ну, во-первых, это решало проблему с задохликом, к которому, что уж скрывать, Фокин действительно прикипел всем сердцем. Во-вторых, и это тоже правда, Белка ему чисто по-мужски очень понравилась. Молодая, красивая — тут он не соврал. Но главным во всей этой ситуации для него было все же другое. Белка была как будто не от мира сего. Воспитанная в строгости, в уважении к мужчине, какая-то удивительно старомодная… С очень четкими и правильными жизненными установками и представлениями о добре и зле. Сейчас, когда, считай, все границы размыло, для него это было очень важно. Гордей не мог себе даже представить, чтобы Белка его предала, или чтобы она ему изменила, или вот как Ленка, стала бы его за глаза унижать… И тут дело вовсе не в комплексах, а в жизненных ценностях. Что-то подсказывало Фокину, что у них с Белкой они если и не одинаковые, то очень-очень похожие. Что-то ему подсказывало, что эта девочка для него…
Но как ей это было объяснить?
— Нет, Белка. Не смеюсь. Давай попробуем, а там захочешь уйти — держать не стану.
— А если вы захотите? — в отчаянии она сжала кулаки.
— И тогда я тебя не обижу. — Белка отвела глаза. — Эй! Ну, ты чего? Сейчас надо думать о том, как мне вас хкм… с Гордеем защитить.
Думаете, как он так быстро все про нее понял? Да вот так. И только утвердился, что был прав, когда она его именем сына назвала. Это тоже его ужасно тронуло.
— Вы правы.
Директрисе ЗАГСа Фокин как-то выходил внуков. С тех пор уже прошло года три, но обратился за протекцией он впервые. На радостях та даже предложила поженить их торжественно. Гордей отказался, прежде чем ему в голову пришла мысль, что Белка-то, наверное, как-то иначе представляла свою свадьбу. Правда, когда он, нахмурившись, это проговорил вслух, его невеста лишь отмахнулась:
— Никах с православным все равно невозможен.
Так что у них даже не было традиционного обмена кольцами и поцелуя. Подумав об этом, Гордей чуть не врезался в прозрачную дверь, засмотревшись на профиль жены. Белка, с тех пор как они получили свидетельство о браке, замкнулась и притихла. А тут вскрикнула:
— Осторожней!
— Засмотрелся, — усмехнулся Фокин. — Красивая ты.
Его жена (надо же!) пугливо поежилась, и уставилась в пол. Ну, блин! Он же ничего такого не имел в виду. Однако ей после пережитого насилия даже комплименты были не в радость. И не то чтобы он об этом не думал. Мысли об интимной стороне супружеской жизни, конечно, регулярно всплывали в голове Фокина, да… Но он их гнал, решив для себя, что просто не станет с этим торопиться. А там… Там потихоньку приручит. И уж тогда за его терпение воздастся. А теперь вот! Пожалуйста. Испугал, сам того не желая.
— Изабелла…
— М-м-м?
— Все случится, только когда ты этого сама захочешь.
Она еще сильней покраснела. Сглотнула мучительно и тяжело, будто ей этот ком в горле жить не давал, и нерешительно кивнула.
— Ладно. А теперь что?
— А теперь мы поедем к тебе за вещами.
Оказывается, его Белка жила в общежитии. На входе она замялась.
— Что еще?
— Я с девочкой живу. Из наших.
— И что?
— Если вы подниметесь, она наверняка расскажет, что я… что мы…
— Муж и жена? Ну и ладно. Мы же к этому и стремились, не так ли?
— Я к тому, что после этого дороги назад для меня не будет.
Они стояли под фонарем, освещающим вход в общагу, над их головами кружился снег, в окне на втором этаже мигала гирлянда, отчего все происходящее казалось еще более нереальным и сказочным. Чтобы убедиться, что это ему не снится, Фокин коснулся подбородка жены пальцами, заставляя ту поднять на него глаза.
— А я и не хочу назад, — заявил он уверенно и, не удержавшись, наклонился и на пару мгновений коснулся мягких губ девчонки своими. Сладкая она была… Такая сладкая, что он бы ее сожрал. А еще Белка, когда он ее целовал, держала глаза открытыми. И такое в них изумление было… И испуг, и шок, и что-то странное, от чего у него тянуло под ребрами. — Ну что? Пойдем?
Держась за руки, они поднялись на третий этаж и повернули налево. По дроге им попадались какие-то люди, бросали любопытные взгляды. И тогда Белка еще сильней сжимала свои тонкие пальчики вокруг его.
— Вот и пришли, — шепнула его жена, останавливаясь у рыжей двери.
— Открывай.
Соседка Белки встречала подругу потоком взволнованных гортанных речей. А как только увидела Фокина, осеклась. Захлопнула рот ладошкой. И с ужасом, но не без любопытства, уставилась на их переплетенные руки. Потом что-то спросила у Белки, дождалась ее ответа и снова затараторила с еще большим жаром, что-то ей доказывая. На что Изабелла лишь покачала головой.
— Ничего уже не изменить. — И пояснила для Фокина: — Зури переживает о том, как мой поступок ее коснется.
— А он может как-то ее коснуться?
— Предполагалось, что мы друг за другом приглядываем, — прошептала Белка, закусывая израненные губы. — Прости, Зури.
Девочка неодобрительно покачала головой и уселась на край кровати. Вот только неодобрение, которое она транслировала на публику, никак не вязалось с
