хочу. На свободе.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Юрий Фёдорович.
Он потянулся за новой сигаретой, но передумал — взял ручку.
— То и имею, — ответил я. — Мне всего десять лет. И в клетку я не хочу. Даже в золотую.
— Не говори ерунду, зятёк. Там…
Палец майора милиции снова указал вверх.
—…С тебя начнут пылинки сдувать. Если поверят в твои предсказания и умения. И ты, и твоя мама станете, как сыр в масле кататься. Переберётесь в Москву. Будет тебе и учёба в лучшей советской школе, и полезные знакомства, и куча чеков магазина «Берёзка» — попадёшь в совсем иную жизнь, зятёк. В ту, о которой ты даже не мечтал. Будешь жить, как при коммунизме!
Я улыбнулся.
Поаплодировал.
— Да вы романтик, дядя Юра. И идеалист. Вы забыли, что бесплатный сыр бывает только в мышеловке.
Отсалютовал Каховскому кофейной чашкой.
— Вы думаете, в Москве заинтересуются Чикатило или Михасевичем? — спросил я. — Очень сомневаюсь. А вот узнать, когда умрёт Константин Устинович Черненко, захотят многие. И очень заинтересуются вопросом: кто займёт освободившийся пост генсека…
— Ты и это знаешь? — спросил Каховский.
Он бросил шариковую ручку на тетрадь, накрыл рукой сигаретную пачку.
— Вот только я никому и ничего не скажу, дядя Юра. Буду молчать, как партизан на допросе. А ещё: лить слёзы и звать маму — как и положено десятилетнему пацану. Потому что если то будущее, которое я видел, вдруг кардинально изменится — как в случае с задушенной в этот понедельник Терентьевой…
Я щёлкнул пальцем.
—…Тогда моим предсказаниям будет грош цена — это для кремлёвских шишек. Только и пользы от меня им станет: примутся регулярно пожимать мне руку — проверять, не откинутся ли их копыта в ближайшие дни. И проведу я десятки лет на входе в Московский кремль, как тот почётный караул.
Я взглянул на окно, где за тюлем пряталась Зоя; тихо добавил:
— А я не хочу в Москву, дядя Юра. Попасть в эту вашу «Берёзку» тоже не стремлюсь. Мешок печенья и бочка варенья меня не интересуют. Там, в столице, мои рассказы много пользы не принесут. А то, что окажется там полезным — я передам туда через вас.
— Почему именно через меня? — спросил Каховский. — Считаешь, что у всех взрослых одинаковые возможности? Чтоб ты знал, зятёк — я не генерал. И не обмениваюсь поздравительными открытками с министром внутренних дел. Личного номера генсека в моём телефонном справочнике нет.
Я пожал плечами.
— Придумаем что-нибудь, дядя Юра. Да и вы — только пока… не генерал.
Каховский усмехнулся, убрал руку с сигаретной пачки — постучал по тетради.
— Так почему ты рассказываешь всё это именно мне? — спросил он. — Почему не тому же Лукину? Тот уже с генеральской звездой — ждать не придётся.
— Генералу Лукину ничего не расскажу, — сказал я. — Примите это за аксиому, дядя Юра. Если желаете — побеседуйте с ним сами. Но только от своего имени. Бредни о каких-то пророческих снах я подтверждать не стану. Я буду откровенничать только с вами. Так уж получилось.
— Из-за Зои?
— Конечно. Ну а как иначе бы я ей помог?
Я шагнул к балконной двери, плотно её прикрыл.
— Кто бы мне поверил? — спросил я. — Кроме вас.
Поставил пустую чашку рядом с чашкой Каховского.
— Ну а раз я уже сказал вам «а», то почему бы и не добавить «б»? А что касается глобальных или значимых в масштабах нашей страны событий, то я таких знаю немного. И мы с вами их тоже попытаемся предотвратить. Придумаем что-нибудь. Но из Великозаводска я не уеду.
Тюль в гостиной пошатнулся.
— Почему? — спросил Каховский. — Боишься пожимать руки старикам?
— Поэтому тоже, — сказал я. — И потому что почти всё, что видел в своём долгом сне, происходило именно здесь, в Великозаводске. Здесь я много кому смогу помочь. Конкретным людям. Своими силами. И даже вам, дядя Юра.
— Мне? Вот этим?
Майор милиции показал на тетрадь, ухмыльнулся.
— Зря смеётесь, дядя Юра, — сказал я. — Там, в моём сне… в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году вы попали под следствие. А потом вас уволили с работы.
— За что?
Каховский достал сигарету.
— Всё началось с того, что вы арестовали невиновного человека, — сказал я. — Ваши коллеги заставили того беднягу признаться в том, чего он не совершал. А после вы были единственным, кто попытался найти настоящего преступника. Но не нашли. И навлекли на себя кучу бед.
Юрий Фёдорович закурил.
— Когда это случилось… случится? — спросил он.
— Не случится, дядя Юра, — сказал я. — Теперь — не случится. Если меня не увезут в Москву.
Добавил:
— И вашу жену в тысяча девятьсот девяносто четвёртом году не изрешетят автоматной очередью.
Рука Каховского замерла, не донеся сигарету до лица.
— Лизу? — переспросил он. — Застрелят? Почему?
Я вздохнул.
— Из-за денег, дядя Юра. Её машина остановится на светофоре — на пересечении улицы Труда и Кирова. Киллеры выпустят из соседнего автомобиля в вашу жену по меньшей мере двадцать пуль — пять из которых нанесут смертельные раны.
Порыв ветра разогнал табачный дым.
— А… Зоя? — спросил Каховский.
Он уже не ухмылялся.
— Ваша дочь в моём сне умерла четырнадцатого июля этого года, — сказал я. — От перитонита. А что именно она ощущала перед смертью, я прочувствовал, когда прикоснулся к её руке. Таких ощущений и врагу не пожелаешь. Потому я и пришёл к вам тогда, летом. Именно к вам. Понимаете?
Юрий Фёдорович промолчал: задумался.
— Дядя Юра, — сказал я. — Мои рассказы кому-то помогут удержать или получить власть — там, в Москве — а кому-то помешают. Но станет ли от этого лучше нашей стране? Я в этом не уверен. Потому что я видел только один вариант будущих событий. И сомневаюсь, что он худший из возможных.
Каховский поднял на меня взгляд.
— Ты всё же знаешь, кто станет следующим генсеком, — сказал он.
Я кивнул.
— Видел.
— Кто?
— Зачем вам эти знания, дядя Юра? Я не уверен, что будущий генсек хуже, чем его соперники. Не утверждаю, что он хорош. Но зато я представляю, что именно он натворит. И что будет происходить при его правлении. А потому смогу помочь многим людям. И не только здесь, в Великозаводске. Мы с вами… им поможем.
Юрий Фёдорович около минуты молча смотрел мне в глаза.
Мне вспомнились Надины слова: «Видный мужчина. С красивым таким римским носом. Серьёзный».
— Ладно, — сказал Каховский. — Давай попробуем.
Он снова показал мне свои записи.
— Вот только я не представляю, как пущу вот это в работу, — заявил Юрий Фёдорович. — И смогу ли сделать это без помощи генерал-майора Лукина.
Всердцах швырнул недокуренную сигарету в крону дерева.
— Придумаете, дядя Юра, — сказал я. — Ведь вы же старший оперуполномоченный Верхнезаводского УВД, майор милиции. А не десятилетний мальчишка.
Юрий Фёдорович вздохнул.
— Конечно, придумаю, что же мне ещё остаётся, — сказал он.
И добавил, повысив голос:
— А Зойку можешь вести на это своё самбо! Уговорил, зятёк. Пусть борется девчонка, если так этого хочет: может… ей этот навык действительно в жизни пригодится больше, чем танцы. С её мамой я вопрос улажу, не переживайте. Хотя… это будет ничуть не проще, чем поймать витебского маньяка.
* * *
В воскресенье Зоя не подала вида, что подслушала мой разговор с её отцом. Никаких «лишних» вопросов девочка не задавала. Лишь щебетала о том, что нам нужно немедленно бежать в магазин за кимоно. И прикидывала, хорошо ли будет выглядеть в борцовской форме. От похода в универмаг меня спасло лишь то, что в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году великозаводские промтоварные магазины в воскресный день не работали (я всё никак не мог к этому вновь привыкнуть). Да и я посоветовал Зое подождать с покупками до первой тренировки. Уговорил не тратить деньги на экипировку до того, как девчонка убедится: самбо ей нравится больше, чем танцы.
* * *
А в понедельник я впервые в этой новой жизни вёл политинформацию.
Глава 5
Перед сном в воскресенье я прочёл свежую «Пионерскую правду». Единственное, что мне показалось там заслуживающим внимание — отрывок из книги Евгения Серафимовича Велтистова «Новые приключения Электроника». От прочтения других материалов этого номера («Честь и слава умелым рукам!», «Чему тебя научил лагерь?», «Это беспокойное лето», «Футбол от севера до юга»…) у меня сводило зубы, словно я жевал снег. И ни одна из этих статей не подходила для моей цели: они, конечно, несли в себе (ту или иную) информацию, но без малейшего намёка на «полит».
Я бросил газету на стол, задумался. Чудесный рецепт из моей прошлой жизни (использовать для выступлений на классном часе заметки из «Пионерской