«Зенита». Редактор в Москве просто обалдел: «Геннадий Сергеич, вы что?!» А я не унимаюсь и потом еще несколько раз называю сборную России «Зенитом»… Это вызвало жуткую реакцию у всех. Прежде всего у конкурентов питерской команды из «Спартака»…
Вот тот репортаж я хочу забыть, как страшный сон. Бесконтрольно вылетало, само собой – это, конечно, плохо. Я же тогда на ТВ постоянно комментировал матчи «Зенита», и, когда мяч попадал к зенитовскому сборнику, проскакивало. Ну, вот так вышло. Можно же понять природу ошибки. Тем более на телевидении есть правило: если ты поправился, а я поправлялся, то это уже не ошибка, а оговорка.
Однако за эту историю так зацепились, что до сих пор вспоминают. Как и за другой случай, произошедший шестью годами ранее, когда я напутал с Менхенгладбахом. Прекрасно же знал, что есть «Мюнхен-1860», вторая команда Мюнхена. Однако по неизвестной мне причине произнес «Мюнхен-1860», говоря об игроке из менхенгладбахской «Боруссии»…
Оговорки были у Котэ Махарадзе, у Николая Николаевича Озерова, у Вадима Святославовича Синявского. Ничего страшного в этом нет, надо относиться просто, как к издержкам девяностаминутной импровизации. У любого комментатора были, есть и будут оговорки. Однако сейчас есть Интернет, где даже делаются специальные акции, чтобы затравить человека. Нанимаются за деньги тролли, как их называют. Это же касается и искусства, и политиков. Часто вижу откровенную заказуху.
Знаете, когда я только стал комментатором, мне очень хотелось спросить у своих близких друзей: «Слушай, ну как мой репортаж?» Но я терпел, дал себе установку никогда не задавать таких вопросов. Комментатор должен обязательно прислушиваться к критике, но ни в коем случае не поддаваться эмоциям. Во всем нужно искать рациональное зерно. У нас уникальная профессия: она научно не обоснована, и нигде в мире на комментатора не учат.
Есть американская система, когда в паре работают комментатор и эксперт. Однако еще в Советском Союзе, спасибо Александру Владимировичу Иваницкому – первому главному редактору спортивных программ Гостелерадио, применялся другой принцип: лучше взять комментировать бывшего спортсмена, найти талант из этой среды.
Так появились на телевидении Анна Дмитриева (ее привел Николай Озеров, Иваницкий поддержал), Володя Маслаченко, светлая память, Женя Майоров, светлая память, Владимир Перетурин, светлая память, который, как и я, был футболистом. А гениальный комментатор Владислав Семенов, который вел коньки? У меня самого отец был выдающимся конькобежцем, чемпионом Сибири. Он бежал пятьсот метров за сорок пять секунд. Этот рекорд побили в шестьдесят каком-то году, а отец установил его в тридцать девятом!
Так вот, для меня было совершенно особенным, когда по телевизору показывали или рассказывали о коньках, про которые я столько слышал от отца. Потом сам с удовольствием комментировал конькобежный спорт. Многому научился у Семенова.
Он, кстати, был единственным, кто с курса знаменитого режиссера Сергея Герасимова не попал в «Молодую гвардию». Зато с ним дружили многие артисты – Нонна Мордюкова, например. Замечательный был человек, я просто обожал с ним общаться. В своих репортажах Семенов так ярко выстраивал драматургию, что хотелось ему подражать. Я же работал на семнадцати Олимпиадах, летних и зимних, и часто получал назначение на коньки.
Василий УТКИН:
– Последний на «Матче». «Байер» – «Барселона».
Виктор ГУСЕВ:
– Провального репортажа, с комментаторской точки зрения, у меня, считаю, не было. Все-таки я всегда очень серьезно готовлюсь и не мог подобного допустить в своей профессиональной карьере. Что же касается самой досадной неудачи, то, наверное, это – поражение сборной России в матче «имени Филимонова» в октябре 1999-го.
Ту игру с Украиной, когда ничья оказалась равносильна поражению, мы комментировали с Андреем Головановым, который и произнес запомнившееся всем болельщикам «Боже мой» в моменте с голом Шевченко. Ничто не предвещало. Дурацкий штрафной, когда Смертин сфолил на Шевченко, навес – и Филимонов, по сути, забрасывает мяч в свои ворота. До сих пор все это перед глазами. Дико обидно.
Владимир СТОГНИЕНКО:
– Таких репортажей нет. Даже самый первый не назову, хотя любой дебютный эфир, полагаю, всегда ужасен. Просто через это нужно пройти. Не встречал еще комментатора, у которого получилось бы все идеально с первого же раза. При этом ни за один мой репортаж не стыдно: ко всем добросовестно готовился. Безусловно, делал какие-то ошибки, но не такие, чтобы за них краснеть.
Константин ВЫБОРНОВ:
– Такого репортажа, считаю, у меня не было. Всегда максимально ответственно подходил к процессу подготовки и серьезных провалов с профессиональной точки зрения не припомню. Однако самый тяжелый репортаж назову.
Стадион на Восточной улице, середина июля, на улице градусов сорок. «Динамо» – «Зенит» играли в два часа дня, так как Первый канал тогда транслировал матчи в такое время. А особенность торпедовского стадиона (коллеги не дадут соврать) в том, что комментаторская будка там – будка в прямом смысле слова. Никаких кондиционеров, никакого комфорта, просто деревянная кабинка.
Думаю, в тот день температура внутри доходила до восьмидесяти градусов. Минут пять спустя, после того как я в нее зашел, ощущения напоминали даже не сауну. Гораздо хуже. Вероятность получения теплового, солнечного или какого-нибудь удара Юпитера или Меркурия была очень высока. Работать в таких условиях в принципе не представлялось возможным. Какой уж тут анализ происходящего на поле…
Комментировал на грани возможного: деться-то было некуда. Я взял упаковку минеральной воды и даже не пил ее, а просто обливался. Майку снял. В общем, видок был еще тот. Увидь кто такого комментатора в наше время, точно бы разошлось по всему Интернету. Раздетый по пояс человек, фиолетово-баклажанного цвета, с выпученными глазами что-то вещает в гарнитуру. Вот это был бы мем!
Ольга БОГОСЛОВСКАЯ:
– Чемпионат мира-2005 в Хельсинки. В августе был жуткий холод, мы с Алексеем Васильевым даже купили себе пуховики, так как высидеть девять часов в прямом эфире иначе было бы совсем невозможно. Зуб не попадал на зуб, мы надевали на себя все вещи, которые только привезли, у Леши ноги стояли в рюкзаке… Хорошо еще японские коллеги сжалились – дали мне специальную пластинку на сиденье, которая грела. По стадиону носились смерчи, сверкали молнии, состязания постоянно откладывали. Ветер сдувал со стола бумаги, голос сел напрочь. Реально было очень холодно. Устала ужасно.
Когда вернулась домой, рыдала на плече у мужа и говорила, что больше никогда не войду в комментаторскую. Надо просто понимать, что на соревнованиях по легкой атлетике мы сидим не в специальной кабинке, а, по сути, там же, где и простые зрители.
Роман СКВОРЦОВ:
– Надо завязывать с профессией, если позволяешь себе репортажи, которые хочется забыть, как страшный сон.
