Окинув взглядом комнату и эту лестницу, ведущую наверх, он улыбнулся.
— Яркая, веселая и очаровательная квартирка. Как ты. — Он сунул руки в карманы, чтобы избавиться от искушения обнять ее, и глубоко вздохнул. В комнате был разлит сладкий аромат жасмина. Это возбуждало его, он уже знал.
Джин кивнула.
— Благодарю вас, сэр. И должна вам сообщить, что я не каждому показываю свое жилище.
— Тогда это двойная честь.
— Двойная?..
— Ну да, ты ведь согласилась поужинать со мной, а я не был в этом уверен.
— Упустить бесплатное угощение? Я истратила свои последние деньги на это платье. Сельские почтальоны не купаются в деньгах, особенно когда откладывают каждый цент на заграничные поездки.
— Тогда ты, должно быть, голодна. — Он взял ее за локоть, но очень осторожно, чтобы не показаться грубым. — Пошли. У нас столик заказан на половину восьмого. Надеюсь, я угадал твои вкусы. Как насчет французской кухни?
— Это было бы великолепно.
— И какая мне будет награда?
— Мое безраздельное внимание в течение всего вечера.
— О большем я и не смел мечтать, — засмеялся он и повел Джин к автомобилю.
Зал ресторана, освещенный свечами и очень уютный, Вирджинии понравился. Еда была вкусная и изысканная, официанты вежливы и ненавязчивы.
— Как ты оказался здесь, у нас? — пробуя закуски, спросила Джин, незаметно для себя перейдя на «ты». — Тебе и в самом деле хотелось уехать из Нью-Йорка?
— Да. И с каждым годом все больше.
— А что тебе там не нравилось?
Он поискал слова, чтобы выразить то, что чувствовал.
— Довольно трудно работать воспитателем в большом городе. Дети очень замкнуты и разболтаны. В определенной степени это есть везде, но в большом городе заметнее. Сначала ты думаешь, что можешь повлиять на них, но потом понимаешь, что все усилия почти бесполезны.
— Там были дети из бедных семей?
— Не только. Многие из богатых. Но с этими еще трудней.
— Наркотики?
— Среди прочего. Однако какая разница — бедный или богатый? У всех есть свои проблемы. — Выражение его глаз говорило то, чего он не мог произнести. Джин заметила в них печаль, усталость и горечь каких-то разбитых надежд.
— И это вынудило тебя уехать.
— Да. — Он кивнул.
— Но тебе жаль прежней жизни.
— Да, конечно. Как бы ты ни был разочарован, кажется все же, что было и что-то хорошее. Но я устал. Шестнадцать лет — это немало.
— Тут жизнь тоже не сказочная, — предупредила она.
— Можешь мне поверить, я это знаю. Но здесь нет того напряжения, которое я испытывал постоянно в Нью-Йорке. Здесь те же самые проблемы, но степень другая. И разрешаются они иначе. К тому же мне просто нужны перемены. Я давно мечтал переехать в сельскую местность. Жизнь в большом городе плохо действует на психику, вечно суетишься. Ну, а здесь совсем другое дело.
Она знала это. О да, она знала это по себе!
— А почему ты выбрал именно Мантео?
— Появилась возможность устроиться на работу сюда, я не мог упустить ее. Найти подходящий дом — тоже проблема. — Он помолчал, потом спросил осторожно: — Что ты думаешь о нем?
— О чем? О доме?
— Да. Он тебе нравится?
В его голосе сквозила такая неуверенность, что Джин постаралась успокоить его.
— Я влюбилась в него! — искренне ответила она. — Он просто очарователен!
Майкл улыбнулся с облегчением.
— Там предстоит еще масса работы.
— Но главное же там есть. Фундамент, стены и все остальное. Планировка прекрасная, и в целом дом впечатляющий.
— Спасибо, — искренне сказал он. — Мне тоже так кажется.
— Но такой большой дом не должен быть пустым…
— Может быть. Но я не думал об этом. Я просто не мог устоять перед искушением купить его. Цена была небольшая и… — Он слегка запнулся в смущении.
— И что?
— Ну, я всегда мечтал… иметь дом, подобный этому. — Его мечты простирались гораздо дальше, но он не должен пока говорить ей об этом. — В течение многих лет я был чертовски занят. Но теперь, когда все это кончилось, я почувствовал, что одинок. И мне придется решать, что с этим делать.
Лавандовое письмо. Ну да, конечно же. Джин кивнула, чувствуя острый приступ чего-то похожего на зависть. Кто бы ни вселился в этот прекрасный дом с Майклом, пусть они будут счастливы!
— И ты… собираешься достроить все до того, как начнутся школьные занятия?
— Хотелось бы надеяться. У меня такое чувство, что с наступлением осени я опять буду страшно занят. Мне придется преподавать сразу несколько предметов первое время.
— Преподавать?
— Да. В местной школе хотят поставить эксперимент: ввести несколько курсов по межличностным отношениям. Многие ребята выросли здесь. Потом уедут в большой город, поступят в колледжи или на работу. Они должны быть подготовлены к тому, что их ожидает там. Я также буду читать курс о вреде наркотиков, о взаимоотношениях с противоположным полом, а также с родителями.
— Ну и ну! — шутливо закатила глаза Джин. — Господин учитель считает, что это великий грех — поцеловать кого-то до полного совершеннолетия?
Майкл весело рассмеялся:
— Не совсем. Но, судя по твоей реплике, ты, должно быть, в школе была довольно легкомысленной девчонкой.
— Легкомысленной девчонкой я никогда не была!
— Не могу поверить в это. Такая пылкая, энергичная…
— О нет, я вовсе не пылкая. Во всяком случае, когда дело касается некоторых вещей.
— Каких?
Каких? Любви и секса… Но ей не хотелось об этом говорить. Она деликатно обошла щекотливую тему, и Майкл не стал настаивать на ее продолжении.
— Ты здесь живешь десять месяцев. А где ты была раньше?
— В Беркли.
— Работала почтальоном?
— О нет. Сборщиком пошлин на автостраде.
— Сборщиком пошлин?
— Ну да, а перед этим, — она подняла глаза к потолку, пытаясь припомнить все по порядку, — я работала на автозаправочной станции в Кавингтоне. Еще раньше официанткой в Алме. Да! И вот еще — я могу красить дома.
— Почему ты не сообщила мне раньше? — спросил он, пытаясь замаскировать свое недоумение юмором. — Я мог бы нанять тебя себе в помощники.
— У меня уже есть работа. И, кроме того, — сказала она, вздернув голову в шутливом высокомерии, — те дни уже позади.
— А что у тебя впереди?
