но заснуть, разумеется, уже не смогла.
* * *
Наташке я позвонила на следующий день, дождавшись приемлемого времени. Я считала, что с такими безрадостными, трагическими точнее новостями можно не торопиться.
Наташка предлагала поехать домой к подруге вместе, ближе к вечеру, когда она доделает свои дела, но я решила ехать одна.
Филипповы жили в новостройке жилого комплекса, огороженного забором с охраной. Хорошо, что я не на машине — пеших пропускали так. Внутри сидел консьерж, но он ограничился вопросом, в какую я квартиру пришла и к кому. Дверь мне открыл Федор Алексеевич, отец Изольды и Аллы. У меня не было сил, чтобы с ним поздороваться. Мы молча смотрели друг другу в глаза и… синхронно заплакали. Тоже беззвучно. Слезы так и текли по нашим щекам, а я так и стояла в дверях, не решаясь переступить порог. Наконец Федор Алексеевич посторонился, сказав:
— Проходи, что ты, как неродная…
— Как вы все? Как тетя Лена?
— Лена поехала с сестрой утрясать дела. Она в ритуальных услугах работает… ну ты знаешь. — Я кивнула, хотя толком не знала, чем занимается тетя Изольды. Помнила только, что ее зовут Альбиной. В этой семье почти у всех имеется страсть к редким именам, странно, что мать Изольды и Аллы назвали просто Еленой. — Алка на занятиях.
— В воскресение? — не поверила я.
— Она преподавателю задолжала какую-то курсовую… Не знаю толком. Проходи на кухню, что в прихожей стоим…
Федор поставил чайник. Я долго не решалась говорить, понимая, как ему нелегко, затем все-таки спросила:
— Как ты считаешь, что послужило причиной… ну, остановки сердца. То есть мне Алка сказала по телефону ночью, что…
— Да, — перебил он меня. — Так сказали фельдшеры. Но это по предварительному заключению. Будет, конечно, вскрытие. Я только… Боже, — спрятал он лицо в ладонях, — подумать только, ведь в пятницу отмечали день рождения… Бедная моя девочка, такая молоденькая, за что?! — Он беззвучно разрыдался, и только сотрясающиеся плечи и подрагивающие пальцы, закрывающие собой поток слез, могли это подсказать. Наконец он успокоился и, внимательно посмотрев на меня, задал странный вопрос: — Как ты считаешь, такие вещи… они за грехи, да?
— Нет! — покачала я головой, понимая, к чему он клонит. — Никакие грехи не заслуживают… такого!
— Бедная девочка, — повторил он. — Лучше бы я умер вместо нее!
От ответа меня спас закипевший чайник. Я налила кипятка в кружки, кинула заварочные пакетики, но пить чай мы так и не стали. Сидели и молча думали, каждый о своем. А может, об одном и том же.
Я собиралась уже уходить, когда вернулись тетя Лена и тетя Альбина. Пришлось остаться еще на некоторое время. Почему-то с приходом еще двоих скорбящих в большой пятикомнатной квартире стало невыносимо находиться. Атмосфера сгущалась вокруг меня, я даже в каком-то полубреду начала видеть черный дым, порожденный энергией боли и утраты, который попытался пробиться и в мое сердце. Нет, мне и так тяжело, мне не надо больше…
Когда меня попросили выбрать наряд для похорон, я не могла отказать, но потом заявила, что мне нужно готовиться к завтрашней лекции. Да, трудно сейчас сосредоточиться на учебе, сказала я им, но я надеюсь, что она поможет мне отвлечься. Неожиданно тетя Лена меня горячо поддержала:
— Да, учись, дочка, учись… Аллочка тоже спросила меня, ничего, мол, если я в институт поеду, договорились уже с профессором. Лучше так. Горе-то — оно такое. Захватит так, что не вырвешься! — тетя Лена снова зарыдала, а я, мучаясь адским сочетанием эмпатии и чувства вины, встала с дивана и отправилась в прихожую.
— Похороны послезавтра, — сказала в дверях тетя Альбина — такая же чернявая, как и Алла, как и моя умершая Изольда. Только волосы тетя Альбина стригла под каре. — Ты сможешь? Или учеба?
— Смогу, конечно, — немного обидевшись, ответила я и попрощалась.
Учеба — это предлог, чтобы сбежать из неуютного дома прямо сейчас, но ничто меня не остановит от того, чтобы проститься с любимой подружкой.
* * *
Похороны прошли тяжело. Перед отпеванием родители Изольды показали мне фотокопию справки о смерти. Причина — внезапная сердечная смерть.
Родственники и мы с Наташкой всю дорогу до кладбища обсуждали здоровье Изи. Ее мать заметила, что в последние сутки Изольда плохо себя чувствовала, жаловалась на слабость, отчего и прилегла вздремнуть в гостиной прямо перед телевизором. Фильм давно закончился, а она все лежала. В десять вечера они попытались ее добудиться… в общем, это мне уже рассказывала Алла. Затем все скорбящие переключились на тему грядущего дня рождения младшей сестры. Мама с тетей сошлись на том, что сорок дней нельзя устраивать вечеринки и вообще что-то отмечать. Они отсчитали эти сорок дней и сообщили Алле, когда у нее будет «день рождения».
— На следующий день после поминок устраивать праздник? — возмутилась Алла. — Нет, я в этом году не отмечаю вообще.
Затем она взяла нас с Наташкой под локоток и отвела в сторонку. Родня и знакомые недовольно оборачивались на нас, шушукаясь, ведь гроб еще только опускали в яму, и мы таким образом были лишены возможности бросить гость земли. Но я не была сторонником всех этих догм и похоронных правил, я всегда считала, что место умерших — в твоем сердце, а не на кладбище, Наташка, видимо, тоже, поэтому мы легко дали Алке себя увести.
— У меня завтра день рождения, — заявила она так, словно мы отсутствовали и во время обсуждения этого десятью минутами ранее, и во время обсуждения этого в кафе в субботу.
— Мы поняли, — кивая, сообщила Наташа.
— А сегодня с утра в нашем почтовом ящике я нашла вот это! — Она полезла в рюкзак и достала из него… открытку. Такую же, какую нам показывала Изольда, с красными цветами.
— А внутри… — начала я.
— Да! — подтвердила Алла. — Открой!
Я уже знала, что меня ждет, так что крупная надпись «Поздравляю со смертью» не произвела должного впечатления.
— Ну и ну, — только и смогла выдавить из себя я, отдавая ей открытку.
— Внизу опять эти символы… Ты видела?
— Угу.
А еще я видела кровавое пятнышко. Но не успела ничего спросить, потому что Алла продолжила:
— У тебя сохранилась Изина открытка? Я нигде не могла ее найти, потом вспомнила, что вроде ты последняя в руках держала. Я хочу сверить их.
— Зачем? — удивилась Наташка.
Алла сдула длинную косую челку со лба и посмотрела на мою подружку как на умалишенную.
— Чтобы убедиться, что писал один и тот же человек! И чтобы убедиться, что символы такие же!
— Они такие же, —
